Сибирские огни, 1984, № 10

та, какие-то мохнатые от ржавчины котлы. В непролазных зарослях урочища разгля­ дел я заросшие дурниной аллеи, кажется, тут был парк, и немалый, с прудами, тер­ расами, купальнями. Графское? Не усадьба ли это богатого коннозаводчика Голоща­ пова, незаконного графского отпрыска, обосновавшегося в Сибири? Так началась моя повесть «Без лицензии» о русской девушке Елизавете Голощаповой, дворянке-графине, которая нашла в весен­ ней степи умирающего беглого политкатор­ жанина, выходила его и ушла за ним в ре­ волюцию, чтобы погибнуть от пули собрата по сословию, белого офицера, может быть, родственника... А повесть «Дорога на Коён» была на­ сказана мне самой этой речонкой, затерян­ ной в отрогах Салаирского кряжа, куда вот уж е два десятка лет я приезжаю веснами послушать песни зябликов и зорянок, по­ стоять с удочкой над омутом, заросшим кувшинками и лилиями, походить босым по родной земле. Однажды целую ночь я лежал без сна возле костра, ныряла в ноч­ ных облаках луна, бормотали, звонисто рассказывали мне свои нехитрые сказки-бы­ ли коёнские перекаты, они-то и напели- насказали мне эту повесть. Повесть о бес­ корыстной щедрости нашей природы, ее нетленной красоте, о сыновнем долге на­ шем перед ней быть ей хранителем... И вот роман... М. А. Шолохов в одной из бесед с молодыми сравнил создание романа со строительством завода. Наверное, по масштабам похоже, но завод возводят сот­ ни первоклассных инженеров-проектиров- щиков, десятки тысяч рабочих, плюс тыся­ челетний опыт всего человечества. А при «возведении» романа ты один, и даж е опыт великих тебе не поможет: у тебя все другое, потому что мир стал уж е иным, и человек — твой «материал», и язык — твое орудие — все иное. И никаких инструк­ ций, технологий, даж е твой собственный литературный опыт — малая подмога; ро­ ман — это совершенно другой мир по срав­ нению с повестью, рассказом, это сложней­ шая живая система, составные части кото­ рой запланировать невозможно, потому что они рождаются самопроизвольно, подчиня­ ясь трудно постижимой логике. Лукерья Гусева, героиня моего романа «Взыскание погибших», трижды молодела, и трижды пришлось менять начало романа, всю ком­ позицию выстраивать заново, несколько раз переписывать уже завершенные главы. С этого, то есть с терпения, и начинаете» профессиональная литература. С, терпения переписывать. Изнурительную эту работу надо полюбить, это и есть дорога в Масте­ ра. Переписываешь, чтобы сказать поболь­ ше правды, и с каждой перепиской делаешь­ ся ближе, роднее своим героям. В какой-то момент они перестают замечать тебя и, от­ бившись окончательно от рук, могут, как пушкинская Татьяна, выкинуть такое, что самого тебя ошеломит, и это самые прекрас­ ные минуты в твоей жизни. Таких счастливых минут в жизни писате- ля-профессионала не так уж много. Работа и работа, в общем-то, сплошные будни, к которым привыкаешь, однажды уяснив се­ бе, что литература начинает получаться, ес­ ли годы и годы работаешь во сне и наяву, больной и в добром здравии, работаешь без выходных и отпусков. Писательская работа требует всего человека без остатка, и для меня всегда тайна великая, как уда­ ется некоторым моим коллегам совмещать писательство, для которого целой жизни мало, с другой работой, со службой. Я вовсе не хочу сказать, что писателю не нужна хорошая квартира, материальный достаток. М. Горький сказал как-то, что птицы поют с голоду, но, я думаю, классик пошутил, будучи в добром настроении. Писа­ тель — деятель общественный; известность, даж е слава — категория его профессии, но слава — удел немногих, иначе она не была бы славой. Д а и бог с ней, со славой, пре­ сыщаются ею даж е эстрадные дивы, живет­ ся неплохо и в тишине, но нельзя писателю жить без веры, что роман твой, твою по­ весть никто, кроме тебя, не напишет, а не написать их невозможно. Уж кто-кто, а ты знаешь, что новая книга твоя необходима людям, мир станет с ее появлением лучше, добрее, богаче надеждой на счастье...