Сибирские огни, 1984, № 9

Была у Жоржа лошадь, молодой красивый меринок вороной масти, но отару он пас почему-то пешком. На мой вопрос восторженно воскликнул: — Шибко горячий конь Каракер! П рямо— шайтан! Верхом по­ едешь — убьет! В совхозе все боятся его — мне на хутор отдали. — А тебе он зачем, если ездить нельзя? — Как нельзя?! Старший мой дочь Фатима на нем ездит. У-у-у! Любой птица перегонит! Сам увидишь. Она у бабки гостит, скоро домой придет. — Сколько ей лет? — Она такой же старый, как ты. Девять классов кончила. У-у, ка ­ кой грамотный! Буква писать умеет! Пляшет — шибко хорошо! Ногами быстро дрыгает, как резаный овечка! — Как же она не боится верхом-то на таком диком коне? — Она никаво не боится!.. А вскоре я увидел эту загадочную девушку, вернее, не ее самое, а... Как-то вечером, на закате солнца, сидел на довольно высоком уже срубе, вёрхом на бревне, и сверлил буравчиком дырку для очередного шканта. Был я один,— не помню уж, почему мужики ушли со стройки раньше,— вдруг чувствую: кто-то за мной наблюдает. Это удивительное чувство, наверное, знакомо всем: вроде ни души кругом, но ты спиной, затылком, кожею ощущаешь, что кто-то пристально на тебя смотрит. И взгляд этот действует на нервы, как прикосновение. Я огляделся вокруг. Пусто, тихо. Только внизу, в щели между бревен, что-то мелькнуло, словно проскользнула мышь. Потом в щели побл'йже я увидел два черных и круглых, как у зверька, глаза. Глаза мгновенно исчезли, но через минуту я почувствовал их сзади, за своей спиной. Рез­ ко обернувшись, снова встретился на миг с двумя круглыми звероваты- ми глазами. Думал, балуется какой-нибудь бесштанный казашонок, запустил щепкой и увидел, как от сруба к растущим рядом кустам таль­ ника скользнула тень сбвсем взрослой девчонки. А когда пришел на ужин, то узнал от хозяйки, что нынешней ночью с попутным грузовиком приехала домой ее старшая дочь Фатима. И с этого дня меня всюду стали преследовать ее глаза. После ужи­ на, в тихий сумеречный час, я любил иногда, если не сильно уставал, побродить в степи, вокруг мелкого озера с зеленоватой зацветающей водой, или в низинке, среди кривых березок и осин. Пожалуй, именно в эту пору, на грани дня и ночи, степь особенно привлекательна. Ж ара сменяется недокучливой теплынью, утихают все звуки, в небе начинают промигивать первые звезды, и древний покой разливается над великой степной равниною. Бродя по степи, я видел иногда старуху, мать Гульджамал. Навер­ ное, она тоже любила этот тихий вечерний час. Старуха уходила далеко за хутор и долго там стояла, не шелохнувшись. Была она огромная, толстая, с круглым плоским лицом, и когда стояла вот так, в одиночест­ ве, среди голой, тускло освещенной равнины, то здорово напоминала степную каменную бабу, что сохранились еще кое-где с незапамятных древних времен. Когда я подходил ближе, то слышал, что бабка о чем- то бормотала. Может, она молилась своему богу, а может, разговаривала с кем-то, кто давно ушел из жизни. А мне чудилось, что эта древняя старуха хранит в себе мудрость веков, что она одна знает такое слово, которое может разрешить все недоразумения, опутывающие, как сетью, людей и мешающие им идти к своему счастью... Так вот, с того времени, как появилась на хуторе Фатима, она по­ стоянно стала сопровождать меня в моих вечерцих прогулках. Вернее сказать — не она, а ее вездесущие, круглые, как у отца, глаза. Идешь мимо казахской избушки, в окне— быстрым промельком — ее глаза. Мимо кошары проходишь, оттуда, из темного проема дверей — черный блеск круглых глаз. Гуляешь з сумерках по перелеску — вдруг слева, в кустах,— чей-то пугливый, настороженный взгляд. Кинешься в эти кусты, но там уже пусто, только шоро^ за деревьями послышится, да трава на том месте примята. 90