Сибирские огни, 1984, № 9

всех подробностях моей жизни, о матери, о нашем колхозе, и я чувство­ вал, что он не перестает ко мне приглядываться, примериваться, видно, вспоминая что-то и думая о чем-то своем. Я же попытался как-то пред­ ставить его на месте своего отца — и не смог... Работали мы, что называется, от зари до зари. Первым обычно просыпался бугор,— в серых сумерках, когда над озером пластался еще белесый холодный туман. Старик кряхтел и постанывал, разминая скри­ пучие от застарелого ревматизма суставы, потом закуривал и говорил неожиданным для такой тщедушной фигурки густым басом: — Подъем, ешь вас комары да мухи. Он не кричал, а именно говорил, не напрягаясь, но голос его про­ никал сквозь крепчайший, самый сладкий заревой сон, и мы просыпа­ лись, как от толчка в бок. Бывают у людей такие голоса! Любой шум и гвалт могут покрыть, подавить своей басовитой властностью. И вообще у деда Терентия было полное несоответствие внешности с его характером. Со стороны поглядеть,— божий старичо?с, тихий и сми­ ренный, еле на ладан дышит. Большой козырек бордовой фуражки над­ винут на самые глаза, и чтобы глянуть в лицо собеседника, старику приходится по странной привычке откидывать назад голову, вместо того, чтобы поднять козырек. Ходит Терентий тихонько, боязливо даже, как по первому льду, подволакивая, шаркая ногами. Но поглядели бы вы, как он работает! Не работает, а словно бы играет своим маленьким топори­ ком, лезвие которого заправлено и отточено так, что им можно бриться. Возьмется ли за фуганок — со свистом летит в стороны курчавая струж­ ка, а дерево полируется до стеклянной чистоты. И словно бы преображается в работе старик, делается выше рос­ том, солиднее, и разгорается розовым румянцем,— тут уж не смей к нему подходить, что-нибудь спрашивать под горячую руку: рыкнет так, что присядешь от неожиданности. Я поделился с тем же Барыкой своим недоумением по поводу не­ соответствия внешности Терентия с его грозным басом. — А шо туточки странного?— лениво отозвался Кузьма.— Ворона, бачь, меньше нашего бугра, а гаркнет — в ушах звенит... Соловей опять же... Не можно так, чтобы бог человека обидел всем. Одному — силу, другому — красоту, а этому — глотку луженую. Д а и хитростью не обделил... Итак, первым просыпался бугор и будил всех нас. Чтобы согнать вязкую прилипчивую дремоту, я бежал на озеро купаться. Оттого, что было еще прохладно, вода казалась теплой, парной, она пахла няшею, у берегов пузырилась ядовито-зеленой скользкой тиной. Пока хозяйка хутора, казашка Тульджамал, готовила завтрак, мы спешили на свою стройку. — Хто рано встает, тому бог подает!— подбадривал бугор недо­ спавших своих работничков. Особенно страдал Барыка. Он спотыкался на ровном месте и зевал так, что ползли к затылку уши и скрипели челюсти. Но вот наши ватные со сна руки постепенно крепли, топорище не казалось уже вертким и скользким, как живое тело щуки, и становился дробнее, веселее стукоток топоров, и все утренние запахи глушил, заби­ вал густой аромат смолистой сосновой щепы, и нежный, с привкусом снега щепы березовой. Вставало солнце, и свежеошкуренные бревна нашего сруба розовели, краснели,— словно раскалялись изнутри. Сруб рос быстро, за две недели мы подвели его под крышу. Под руководством деда Терентия я быстро освоил плотницкое дело и вскоре работал наравне со всеми. 86