Сибирские огни, 1984, № 9

— и покажем! — с обидой заявил Петр.— Только ты его нам дай, дело-то.— Он поднялся из-за стола и целеустремленно' направился в свою мастерскую. — Это куда он? — спросил Сергей. , — Спать,— кратко сообщил Константин. — Ну и мне пора... засиделся...— сказал Белов, макая в соль очи­ щенную картофелину и аппетитно ее жуя. — Проводить до остановки? — Что я, красна д евица?— удивился тот.— Не заблужусь, поди. А за хлеб-соль спасибо! — Он встал и дружески похлопал Константина по плечу.— Интересные вы мужики...— Он усмехнулся и покрутил го­ ловой.— Ин+ересные!.. ГЛАВА 4 ЛИРИЧЕСКАЯ — Лужайка за сараями была крошечной, но тогда она воспринима­ лась мною как большая поляна. Ее покрывала изумрудная сочная травка, ласково пружинившая под ступнями, а в воздухе висело облако густого травяного духа. Посредине лужайки росло старое изломанное дерево, ствол которого был словно опален временем. В дереве, примерно на высоте в два моих роста, зияло черное дупло, и в нем жила таинст­ венная голубоватая птица с ярким хохолком. Она умела говорить по- человечьи. Прячась за полуистлевшими бревнами, я с замирающим сердцем наблюдал за голубой птицей, ожидая, когда же наконец она заговорит,— Константин улыбнулся и посмотрел на Аглаю.— Мне ка­ жется до сих пор, что она со мной говорила...— Он отступил от моль­ берта и молча поглядел на свою работу. — Может быть, она на самом деле говорила?— приглушенным шепотом спросила она. — Очень даже возможно...— Он изучал свою модель пристальным взглядом, свойственным хирургам и художникам. Вторая работа из задуманного им квинтета картин, кажется, была завершена. Это был портрет в академическом стиле. Из темной глубокой поверхности холста словно выплывал навстречу зрителю нежныь’ь и правильный овал лица. Тонкий беззащитный пробор в волосах, скрещен­ ные на коленях беспомощные руки с длинными, изысканными пальцами, черный, плотно облегающий свитер, на котором рыдает в своей гипсовой белизне трагическая масочка. «Нормально!..» — мысленно сказал он себе и отложил палитру. — На сегодня конец! — произнес он вслух. — Ур-ра! — она спрыгивает со стула и начинает разминаться.— Ой, устала! Ой, как надоело! Правда, я хорошо позировала? Почти не двигалась...—Она болтает без умолку, словно стараясь наверстать все часы молчания разом. — Наверное, устала,— говорит он.— Хмм... воображаю. Я бы так не смог. \ — Ты еще ничего! Ты молчишь. А вот Петр...— Она жестикулирует, подбирая нужное слово, но так и не находит.— С ним лучше не связы­ ваться. Когда он начинает работать, то становится злым и мрачным, как театральный злодей все равно. Он уже не >говорит — но рычит, не просто просит — а приказывает. И я его тогда побаиваюсь; чуть я по­ шевелюсь, он так глянет, что кажется, будто сейчас задушит или по меньшей мере палитрой запустит.— Она хихикнула; — Но зато когда у него получается... Грудь, как у петуха,— колесом. И романсы во все горло поет. Прямо чуть барабанные перепонки не лопнут! — Моя бедная девочка,— сказал Константин. — Нисколько! — задорно отозвалась она.— Мне нравится позиро­ вать художникам: они такие разные.