Сибирские огни, 1984, № 9

ни — он слишком расчетливо тратил и то и другое, чтобы поддаться., первому порыву. Они долго молчали. Но вот она заговорила негромко и проникновенно, как бы доверчи­ во платя искренностью за его откровенность: — А меня привлекает ночь. Ночью хорошо пишутся стихи.. Иногда я брожу по ночам. Когда над городом восходит медно-красная огромная луна, меня охватывает какое-то необъяснимое беспокойство, словно я забыла что-то важное и хожу, и ищу, и пытаюсь вспомнить. В это время просыпаются стихи. Они ощущаются в душе, как твердые гладкие яд ­ рышки. Не надо их беспокоить. Потом стихотворение всплывет само це­ ликом. Иногда заменяешь слова, редко строки,— но найденный ритм ос­ тается...— Она замерла, словно настороженно прислушиваясь к чему-то в себе. «Быть может, стихи проснулись»,—с грустной нежностью подумал Константин и удивился своему чувству. Потрескивал уголь в камине, бежали по стенам неверные блики, оживляя фрески. Хорошо быть мужчиной...— задумчиво произнесла она.— Муж­ чине легче жить, ведь он — мужчина! А я... сижу весь день в своей биб­ лиотеке, вокруг течет какая-то другая жизнь, а я слышу только ее шум сквозь стены — и боюсь ее. Она встала, подтянула поближе к камину мозаичный коврик, сде­ ланный из обрезков оленьих шкур, и присела на него. Спросила: — А где Петр? Там на неведомых'дорожках следы невиданных зверей... Однако ^ р е к а т ь его не стоит: весь световой день они-с работают в мастерской. Ну, а ближе к вечеру нсчезают-с... — А Иван? — На дежурстве в больнице. — Как я вам завидую! Вас в мастерских трое! Целых трое. Ска­ жи, о'на быстро обернулась к нему и заглянула в лицо снизу вверх,— тебе Петр ничего не рассказывал, ну, как он меня... как мы познако­ мились? — Нет,— помедлив, ответил он, стараясь не повредить ниточку на­ метившейся откровенности. Я осталась совсем одна, когда мне исполнилось три года. Роди­ тели погибли в авиационной катастрофе. Оба. Сразу. Мама моя была врачом. Но на портрете она такая молодая и красивая, что я с самого детства представляла ее актрисой. Отец был ариационным инжене­ ром.— Она невесело усмехнулась: — Ирония судьбы! Меня взяла мамина родная сестра тетя Оля. Хорошая, добрая и больная женщина. Три года назад она умерла, и я осталась одна. Горе, которое обрушилось на меня, было невыносимым. Дома меня охватывал ужас, и я шла по улицам, куда глаза глядят, и ничего не ви­ дела вокруг. Однажды я едва не попала под машину — меня выхватил Петр. Наорал, конечно. Ты ведь знаешь, как он орать может! Но одну не оставил. Расспросил и потащил к себе. И я у него разревелась. До этого не плакала. Не могла. Будто заледенела. Петр поставил мне раскладуш­ ку и отгородил ее ширмой, а сам поместился в кладовке. Как он туда влез, не представляю до сих пор! Константин почувствовал, что она улыбается. Я жила у него почти два месяца, пока в себя не пришла. Варила ему обеды, а он с меня этюды писал. Только редко: я не в его вкусе — И добавила:— Хороший он, Петр. — Человек,—эхом отозвался Константин. Если бы не Петр, я бы тогда не выдержала,— просто сказала она.— У меня было чувство, что со мной обошлись несправедливо, что тетя не должна была так просто уйти и бросить меня одну. Я завидова­ ла какому-нибудь бездомному котенку, потому что котенка могли по- 58