Сибирские огни, 1984, № 9

— Не пишется,— сказал Константин,— третий день не пишется. — Мне тоже. Я могу работать, если на душе безоблачно, как в не­ бе, если я приближен к мировой гармонии, растворен в природе и ощу- шаю себя ее частью. — Понимаю... — Пожалуйста, проходи! Ты не обидишься, что я не покажу тебе картину, над какой работаю? Однажды у меня украли сюжет — с тех пор я никому ничего не показываю, дал зарок, — Сюжет украли... Это как же? — удивился Константин.— И кто? Я знаю? — Его все знают...— немного смутился Иван, потом зашептал:— Подойди...-!-А когда тот подошел, неожиданно назвал итальянца из эпохи Возрождения. Константин рассмеялся было шутке, но, взглянув в лицо Ивана, осекся. Потом осторожно сказал: — Он же давно умер... Иван хихикнул радостно: — Так это он нарочно! Притворился. Это и значенья не имеет, по­ тому что все время приходит. — Как приходит? — Константин старался держаться спокойно.— Кто? — Старик! — выдохнул Иван и нервно огляделся.—'Ближе к вече­ ру. Устроится вон там в уголочке и подглядывает за моей работой или подкашливать начнет, подсмеиваться. Какая тут работа. — Но ты же взрослый человек, Ваня. Объясни ему, отправь, ска ­ жи, что при людях не можешь писать, извинись. — В том-то и беда, что не при людях! — в тоскливом отчаяньи вос­ кликнул тот.— Будь он живой — а то...— И он беспомощно развел руками. — Подожди,— растерялся Константин,— не хочешь йсе ты сказать... — Ну да, неживой он...— вдруг быстро-быстро заговорил Иван: — Ты не подумай, я не сумасшедший! Я тебе все по порядку сейчас... Пом ­ нишь, когда из Лувра привезли в Москву ту картину? Константин кивнул. — Я стоял в очереди с шести утра, но в Пушкинский все-таки по­ пал. Давка возле этого шедевра Возрож'дения была страшная; так кар ­ тины смотреть нельзя! С картиной надобно наедине остаться. Ругнулся я в сердцах и на картину, и на художника — и ушел. А ночью этот ху­ дожник мне во сне явился. Высмеял меня зло и по-русски выругал. И на­ столько реальным был тот сон, что я утром чувствовал себя довольно ошалевшим. Примерно через год я отыскал интересную модель и написал с нее портрет в классическом стиле. Получилось здорово. На радостях запер­ ся я в мастерской, сел напротив портрета, свечи зажег... При свечах-то он совсем живым стал... Да вдруг через стол-то глянул — и обмер. Си­ дит там мой Старик. Серебряная борода до пояса, серебряные волосы волнами по плечам и глаз с меня не сводит. «Что же,— говорит,— ты это, Ваня, у меня сдираешь? Жалок ученик, не превзошедший учителя. Кто срисовывает бессмысленно, подобен глупому зеркалу, что отражает предметы, не обладая знанием их. Душа живописца — словно зеркаль­ ная поверхность, преобразующаяся в столько цветов, сколько цветов у противостоящих ей предметов. И мысль твоя должна превосходить про­ изведение твое, ибо тогда только существует бесконечная дорога к со­ вершенствованию...» Проговорил все это и пропал. Только свечи замигали-закоптили да легкий ветерок по мастерской прошел. С тех пор посещает. Не часто.— Иван обреченно вздохнул.— Вчера опять приходил. — Говорили? — осторожно спросил Константин. Тот пожал плечами.