Сибирские огни, 1984, № 9

— Ты противоречишь сам себе. Если новое с трудом пробивается в сознание самих живописцев — чего же требовать от простых смертных? Они жили в очень трудное время. Не до искусства было: лишь бы вы­ жить. К тому же эстетическое образование на нуле. — Вот именно: было трудное время. А сейчас д р у г о е в р е м я . И поэтому наши обычные советские люди хотят не просто дом, а краси­ вый дом, не просто платье, а импортное платье, потому что оно красивее нашего. — Но это очевидно! — Нет, к сожалению! Наш город — настоящий гигант. Центр про­ мышленности и науки. А искусства?.. Больше внимания художникам, дизайнерам, монументалистам!.. Нам надо доверять. Мы хотим украсить наш город уютными скверами, где они? Запоминающимися современны­ ми памятниками и скульптурами, оригинальными и смело решенными зданиями! — Дай время, разберемся,— сказал Сергей с уверенностью.— И не думай, пожалуйста, что я — тот самый чиновник, который не дает тебе украшать т в о й потрясающий город! Положи молоток на место! И Константин вдруг заметил, что в пылу разговора размахивает перед самым носом Сергея молотком, смутился и стал извиняться. — Да брось ты, квиты! Мне нравится, что ты влюблен в наш город. В мастерскую пригласил бы, что ли.. Никогда не бывал. — Идея! Адрес запиши. Я там практически живу. Вернувшись вечером в мастерскую, он постарался как можно ско­ рее забыть о стендах и, заперевшись у себя, долго сидел в кресле с закрытыми глазами, пытаясь, наконец, представить будущую картину. Она не давалась ему в руки, ускользая прочь неуловимым облачком и распадаясь на второстепенные детали. Девушка-березка... Символ всего светлого, чистого, бесконечно род­ ного. Березка на фоне лазурного неба в потоке золотистого света. Ему припомнилась Аглая. Он услышал ее звенящий печалью голосок... Кленов клич — Листьев плач По асфальтовым лицам. Две руки мои — птицы. Дай тепла К небу взвиться! Он принес непросохший еще этюд и начал его разглядывать Э'Г'юд казался унылой и нарочитой мазней. «Бездарь,— жестко сказал 'он се­ бе, тупица и бездарь! Надо вкалывать на производстве, а не есть чужой хлеб,— Им овладело отчаяние: этюд был написан беспомощно.— Невоз­ можно! — думал он.— Я чувствую этот мир всей кожей. Я вижу линию, цветовые пятна, объемы. Я наслаждаюсь ими, слрвно, музыкой,— они прекрасны. Я хочу понять жизнь и передать свое понимание другим. Я хочу сделать мир лучше и добрее. Я художник. Художник!..» Он мерил шагами мастерскую и глубоко страдал от несовершенства своего творе­ ния. И вдруг в его воображении вспыхнуло четкое ядрышцо мысли, чтобы затем мгновенно развернуться будущей картиной. Он схватился за карандаш... Отложив последний набросок, он ощутил огромную усталость В коридоре шумно двигался и вызывающе кашлял Петр, вероятно, жаждавший общения. Константин не реагировал. Потом шаги стихли — Петр обиделся,— и тогда Константин вышел в кухню приготовить кофе Оидя на табурете, он глядел на яркий блик, который играл на металли­ ческом конусообразном боку джезвы, и ждал, когда закипит вода. В дверях появился Петр, которого распирали эмоции. Физиономия у него была красной и свирепой, усы встопорщены. — Сидишь? — мрачно осудил он.