Сибирские огни, 1984, № 9
— Планшеты им, видите ли, готовые!— задрав кверху одну кустис тую бровь, что выражало крайнее возмущение, заговорил тот,— Накось, выкуси! — И показал внушительную фигу.— Реек дам , материалу — сами делайте. Ну кисти-краски, само собой,— он раздумчиво поскреб пышную бровь. — А планшеты? Вот всегда зажиливаешь! — агрессивно двинулся на него Петр. — З аявк а твоя где? Где заявка на планшеты?..— Он широко р а з вел руками: — Не-ту-ти! — А иди ты...— фыркнул Петр.— Гони что есть!.. У ’мебел-ьного магазина они договорились с леваком и забросили материалы в красный уголок. Через проходную их пропустили с руганью и скрипом только после того, как последовал звонок из парткома. Очутившись за заводскими воротами, Петр внезапно вспомнил о каком- то деловом и сверхсрочном свидании и, махнув рукой, неприлично быст ро смотался. Константин остался один. Днем сделалось по-летнему тепло; к а жется, погода наконец установилась. Он посмотрел в небо — от его насыщенной голубизны захватывало дыхание. Опустив глаза долу, он подумал, что надо бы отработать полученный на заводе аванс, но потом мысленно махнул рукой и решил — не сегодня! Добравшись до мастерской, Константин некоторое время не знал, че» заняться. Посидел, глядя во дворик сверху вниз, перекусил. Ласково светило солнце. Его потянуло в лес, на натуру. Взяв этюдник, он отправился к остановке автобуса. Спокойное солнце конца сентября пригревало спину. Ночные пер вые заморозки позолотили кроны деревьев. Он углубился в лес. Лес был смешанным, хотя конечная остановка и называлась «Заельцовский бор». Сосновый бор действительно существовал, но только дальше, за оврагом, Он же повернул направо. По-осеннему тих был лес — птицы покинули его и отправились к югу. Непоседливый ветер путался в самых высоких сосновых вершинах. И легкий, ровный шум ветвей затрагивал в его душе какую-то особенную грустную струну. , С'лучайная просека, на которую он свернул, раздалась небольшой полянкой. Посредине росла молодая березка. Что-то заставило его з а мереть, какое-то неопределенное и печальное чувство. Деревце напоми нало девушку. Вспыхивало и гдсло нежное золото листьев под потоками яркого света. Молочно лучилась береста на стволе, шелковистая на ощупь, как девичья кожа. Он торопливо раскрыл этюдник и начал писать. Вспомнилась почему-то Аглая. Ее слова, сказанные так беспомощно и одиноко: «Я никому не нужна...». И вот уже на картоне проступает нежное деревце-девушка. Его беленький тонкий ствол гнется под гру быми порывами холодного ветра. Вывернуты и изломаны в немой' мольбе руки-ветви, взметнул и понес куда-то неосторожный порыв ветра желтые пряди волос-листьев. Им вслед глядит печальное полупрозрач ное лицо, едва проступающее из ветвей. Он опустил отяжелевшую руку, сжимавшую кисть. Начинало темнеть. Задул пронизывающий северный ветер, который он вызвал своим этюдом к жизни. Удлинились, помрачнели тени деревьев. Денг канул в Лету, одарив художника волшебной грезой. Из кухни в коридор проникали отблески света. Ругнувшись — хоте лось побыть одному,— он прошел к себе, и, не раздеваясь, повалился на диван. В кухне царствовала гробовая тишина. Вот раздался характерный стук пустой посуды, которую ставят на стол, и снова тишина. В нем заговорило любопытство: в кухне явно находился Петр, й настроение у 46
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2