Сибирские огни, 1984, № 9

Броде мужик ты свойский, и о мастерской ни сном ни духом. Повезло тебе, как счастливчику все равно.— Он налил себе еще стакан чаю.— Дело в том, что некто Сидорцев, который на эту мастерскую претен­ довал, личный враг нынешнего Главного художника. Тут ты и подвер­ нулся под руку вместе со своим распределением. Ну, он и сделал ход конем: принялся громко ратовать за молодые таланты, которые якобы необходимо заманить из Центра. И ведь утер-таки нос Сидорцеву! — Что, этот Сидорцев, хороший человек? — глухо спросил Кон­ стантин. Ему был неприятен весь разговор. — Какой наив! — умилился в ответ Петр.— Скажи мне, друже, что есть «хороший человек» — и я скажу, кто ты! Об этом товарище не беспокойся — громче всех орет об истинном соцреализме, под сурдинку ляпает халтуру и мечтает о собственном прижизненном памятнике.— Он развернулся на своем табурете и полез в холодильник, извлек кол­ басу и хлеб и принялся сооружать толстенные бутерброды.— Плохо, Иван сбежал! Ты не обижайся на него — он человек! — И значительно поднял палец. «Вот, стало быть, как...— думал рассеянно Константин, попивая гу­ стой чай,— ход конем, стало быть...» — Д а не бери ты в голову! — проницательно заметил жующий Петр.— Перемелется — мука будет. Возьми вот бутерброд. Сейчас я доем, целый день сегодня в бегах, и — милости прошу к нашему шала, шу. Покажу свои работы. Мастерская Петра Федорова вид имела обжитой и рабочий. У окна — мольберт с недописанной картиной. Слева возле две­ р и— продавленная раскладушка с клетчатым пледом. Вся стена в дальнем конце мастерской занавешена тяжелыми портьерами.—Там я старые работы держу на полках,— пояснил хозяин, поймав направ. ление его взгляда. На стенах, с продуманным щегольством, висели раз. нокалиберные полотна, написанные сочно и броско. Преобладали жен. ская натура и портрет. — Ну как? — горделиво поинтересовался Петр, и в голосе его яв­ ственно слышалось: видали наших? Острым и цепким взглядом художника Константин одну за дру. гой перебирал картины. Он то подходил к ним почти вплотную, раз. глядывая грунт и присматриваясь к манере письма, то отходил на мак. симально возможное расстояние и стоял, нахмурясь и словно бы что-тс взвешивая про себя. Петр несколько стушевался, но стараясь казаться парнем, для ко. торого все трын-трава, наконец бодро спросил'— Критиковать скоос будешь? Валяй! Я по умной критике страсть соскучился! — Критиковать? — Константин усмехнулся в бородку.— Зачем же! Просто я постараюсь рассказать, как я тебя увидел. Идет? — И на егс утвердительный кивок продолжал:— Пляшешь ты, конечно, от им прессионистов. Они дают простор твоей широкой душе. А душа у те бя — ох какая широкая!..— Он даже головой покачал.— Твой идеал свет, воздух, чистые тона. Еще мне кажется, что импрессионисты дл? тебя — пройденный этап, • в некоторых работах проклевывается твоь собственная манера. Вот эти женские головки, эта и вон та, сработань верно и крепенько, и масло здесь работает как надо. Но эта обнажен ная натура — просто блеск! Хороша! В этой работе тебе удалось пере дать живой трепет женского тела. — Погоди, захвалишь...— перебил Петр, и в лице у него просту пила вдруг застенчивая и тщательно скрываемая мягкость.— Понима ешь, для меня женское тело — это...— Он прищелкнул пальцами в воз духе, подыскивая нужное слово.—Это... сама красота! Я влюблен в каждую свою модель как мальчишка. И если вещь получается, чувст вую себя огромным и талантливым, ну, как Микеланджело! Но иногдь случается, что-то разладится. И начинаешь пять, десять раз переписи вать какую-то деталь — и попусту все. И ты снова и снова скоблиш: