Сибирские огни, 1984, № 9
впечаталась и легчайшая газовая блуза, и широкая юбка из перелива ющейся ткани цвета морской волны. Они встретились глазами, и она невольно усмехнулась. — Какой ты сегодня строгий! Будто старше на десять лет стал. — Настроился работать,-г- без улыбки ответил он.— Я посмотрю освещение? Она кивнула. Он уже мысленно представлял себе необычное ложе, покрытое се ребристым, словно облитым лунным светом-, мехом. Диана царственно полулежит на нем. Слева, на изумрудном фоне, золотой круг солнца, справа вверху — призрачно-голубоватый серп месяца. Двойное осве щение создаст совершенно необычный эффект. — Константин.— Она коснулась его локтя.— Где ты? Это странно... — Бы будете полулежать на тахте.— Он подошел и показал, как именно ей лечь.— Бозьмите несколько подушек для удобства. Она исполнила его приказ немного поспешно, несерьезно; играла в послушную модель. Но он уже не обращал внимания — его понесло... Заметное изменение освещенности предсказало наступление вечера. Диана лежала недвижно, то ли уснув с открытыми глазами, то ли по грузившись в грезы. Проникающий в комнату свет сделался краснова тым. Он посмотрел в окно. Солнце уже село. Узкие веретенообразные облака повисли над горизонтом, и казалось, что это они излучают зло вещий пурпуровый свет. На миг он превратился в облако, в длинное пурпуровое облако, и завис невесомо в сизоватом пружинящем воздухе. — Я здесь,— раздался ее голос, и он вздрогнул, потому что позабыл обо всем на свете.— А ты устал...— Неожиданная забота послышалась ему в этом вкрадчивом голосе. — Устал немного,— признался он доверчиво, вытирая смоченной растворителем тряпкой руки. Подмалевок был вчерне готов, соотноше ния цветов, кажется, ухвачены. Она вдруг спрыгнула с тахты неуловимым кошачьим движением и подошла к нему., — Да... пока трудно назвать это картиной. Скажи, почему ты вдруг остановился? Я плохо позировала? — Нет, что вы! Изменилась освещенность. Каждая картина — это, по сути, сочинение цветовой симфонии. Бедь сбалансировать цвета на ^палитре самое сложное: они должны жить. — Знаю... да... ты пишешь только с натуры? Он вдохнул запах ее близкого тела, и тотчас услужливая память на рисовала картину из прошлого, когда он, еще совсем ребенок, держал на ладони невесомый цветок увядающего жасмина, — это был ее запах. — Мы о чем-то говорили... я забыл... — Ему сделалось стыдно: как старик какой-то! — Натура — это так ваЖно для тебя? Ее глаза слегка фосфоресцировали. Или — воображение подшучива ло над ним?.. ' — Бажно!.. Но я часто работаю по памяти. Она внимательно смотрела на него, и он, благодарный* за это внимание, горячо выдохнул: — Я сильно изменился за последнее время! Мне кажется иногда, что я заперт в тесную клетку затверженных с детства условностей. Од нажды я с ужасом понял: не то!.. Посвящаю свою жизнь металлу, техни ке, а сам... для меня какой-нибудь плохой этюдик ценнее отличной кур совой работы! Надо решать, пора решать!.. — Ты прав,— она отошла от него и присела на тахту,— наступает момент, когда надо что-то решать.— Помолчала. Потом сказала вдруг: — Мне хочется пить, принеси воды! Он не понял вначале: — Что? — Там, в кухне на столе стакан, я хочу пить... Он вышел в кухню. А когда вернулся, держа в руке полный стакан
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2