Сибирские огни, 1984, № 9

силой ощутил потерю любимой женщины, нспьььтал такое ужасающее одиночество, такое овладело им отчаяние, что жить дальше стало просто невмоготу.... Рассказ Ю. Нагибина, при всей его изы­ сканности, я бы даже сказал, изощренности по части психологического анализа, по су­ ти прост как притча (недаром он назван «современной сказкой»), предельно ясен по главной своей мысли. Человек может про­ никнуть в любую тайну материи, но даже самый гениальный из всех Ьото зарьепз порой бессилен перед тайнами, загадками, парадоксами души человеческой, сердца человеческого. Рена (жена Гая) ушла от прекрасного, умного человека, предала его, обрекла на одиночество. Почему она это сделала, чего ей недоставало? — здесь и величайшая тайна и величайшая несправед­ ливость. И не в силах познать эту тайну, равно как смириться не в силах с этой дьявольской несправедливостью, Гай кон­ чает жизнь самоубийством.... Излагая все это, я вовсе не к тому клоню, что С. Иванову надлежало бы тоже закон­ чить роман трагическим исходом. Речь совсем не о том, и дело не в том, «кто жив, а кто убит». Дело в другом. Ю. Нагибин положил в основу рассказа воистину «труд­ ный случай», позволивший ему осветить свое произведение светом большой челове­ ческой тайны, истинной человеческой драмы, потому «Пик удачи» стал «пиком» и для са­ мого автора, сумевшего сказать свое слово в исследовании одной из сложнейших про­ блем бытия. С. Иванов же от самого трудного, от самого сложного предпочел уйти в сторо­ ну. Признав и прямо заявив, что «страш­ нее страшного» на этом свете — пережить разочарование в родном человеке, испытать трагедию одиночества, автор не счел, одна­ ко, нужным в эту трагедию по-настоящему глубоко вникнуть, не возвел ее в степень, которая зовется художественным исследо­ ванием. История изобретения не стала исто­ рией души героя — в итоге получилось еще одно «описание самолета». Повесть Вадима Мелешко «Паводок» («Нева», 1983, № 5), в которой речь также идет о различных научно-технических про­ блемах, тем не менее отличается от преды­ дущих произведений. Отличается хотя бы тем, что здесь нет, по сути, никакого изоб­ ретательского начала, никто здесь не делает великих научных открытий, не исполняет срочных заказов. Главный герой повести — рядовой со­ трудник проектного института — едет в длительную и, прямо скажем, отнюдь не желанную командировку в один из отдален­ ных районов Нижнего Поволжья. Там, в этом «глуховатом краю», строится вторая очередь акклиматизационной базы, и руко­ водство' НИИ возложило на Евгения Даш­ кова довольно скучную обязанность, име­ нуемую на профессиональном языке «ав­ торским надзором». «Предстояли длинные и взаимонеубедительные объяснения с заказ­ чиком, утомительные споры с подрядчика­ ми, исправление ошибок проекта, несущест­ венные дополнения и сокращения, утряска, увязка. Все то, что, собственно» не входило в сферу его повседневной деятельности. Просто под властную руку главного инже­ нера проекта подвернулся именно он, а ни- 11 Сибирские огни Ш 9 кто другой». Притом, напутствуя Дашкова, главный инженер сказал; «Никакой само­ деятельности!..» Случилось же, однако, так, что нашему герою пришлось заняться именно «самодея­ тельностью» — возглавить все работы по строительству защитных дамб в связи с наступлением паводка. Но благодаря этой «самодеятельности» Евгений Дашков от­ крыл в себе такие качества, о которых даже сам не подозревал. Он, считавший себя типичным кабинетным чиновником, «средней руки специалистом», вдруг оказался в пол­ ном смысле слова героем дня, потому что именно он, Дашков, сумел быстро сориен­ тироваться в сложной ситуации, нашел единственно правильное инженерно-техни­ ческое решение, а затем, по просьбе мест­ ного начальства, лично возглавил все про­ тивопаводковые работы... На первый взгляд, главная сюжетная линия повести может показаться весьма тра­ диционной, если не сказать больше —- из­ битой. В самом деле, сколько раз мы уже были свидетелями того, как герой (романа, повести, пьесы, фильма), оказавшись в так называемой экстремальной ситуации, выхо­ дил из данной ситуации, во-первых, с че­ стью, во-вторых, в новом качестве? Но, странное деле, от этой повести, при всей ее сюжетной неоригинальности, веет все-таки свежестью. И свежесть эта исходит не только от волжской водной глади, не толь­ ко от приволжских степных далей и про­ сторов, очень, кстати, поэтически выписан­ ных автором. Вообще, в смысле самого языка, слога по­ весть В. Мелешко весьма выигрывает по сравнению с предыдущими произведениями (даже по сравнению с крепким, написанным опытной рукой романом «Из жизни Потапо­ ва»). В ней буквально каждая страница вполне художественна, в ней мы не найдем той газетчины, торопливой репортерской скорописи, которая, увы, свойственна мно- ^ гим произведениям, обращенным к теме тру- ’ да. Даже самые «грубые» производственные занятия, вроде земляных работ, например, написаны у В. Мелешко на вполне прилич­ ном художественном уровне. При всем при том — хочу это качество подчеркнуть особо — автор в хорошем смысле слова ироничен; он умеет подме­ тить в характере и поведении каждого свое­ го героя какую-то «слабинку», ' какую-то забавную черточку, но, «подавая» эту чер­ точку, никогда не позволяет себе зло шу­ тить над персонажем, нигде не делает из него посмешища. Его ирония чем-то сродни иронии Чехова — за ней чувствуется доб­ рая усмешка автора, умеющего и понимать, и прощать человеческие слабости. И, навер­ ное, оттого герои В. Мелешко воспринима­ ются прежде всего как обыкновенные, нор­ мальные люди. Их добродетели не возво­ дятся автором в превосходную, степень, точно так же, как и их недостатки, слабо­ сти, Чудачества . нигде не используются, не служат поводом для их осмеяния и уничижения. Вот, к примеру, как аттестует автор на первых страницах повести главного своего героя: «...человек столичный, инженер, не­ много эстет, почитатель раннего Пикассо и позднего Ренуара... По характеру нереши­ тельный, он не умел себя поставить с пер- 161 ’ '