Сибирские огни, 1984, № 9

— Она учится в дёвятом «б». Ольшанская... Нина... Знаешь, сви­ тер у нее такой, синий с белым. — А-а-а... ничего... «Нина?..— с трудом вспоминает он.— Нина... не припомню... свитер синий с белым... Эта, что ли? Подарочек! Да на ней написано, что ду­ ра. Симпатичная, правда». — ...Тогда мы и познакомились. Ты меня слушаешь? Танцевали весь вечер, потом я ее провожать пошел, боялась она одна. Стояли в подъезде, не хотелось расставаться, и там я... — ...и там ты... — Никогда я раньше не ьгеловался. У нее губы... знаешь... такие горячие и пахнут тополем...— Он вдруг запнулся, потом торопливо з а ­ говорил: — Не думай, я больше никому не рассказывал, только тебе! .— Мне можно,— мечтательно отвечает Котя. В нем бродят какие- то неоформившиеся, полуосознанные желания, разбуженные весной и Володиным признанием. И кажется уже, что это влюблен он сам, и ос­ трое ощущение переполняет его грудь — Да ты меня не слушаешь! — с обидой восклицает тот. — Честное слово, слушаю,— смущенно возражает Котя. Надсадный рев реактивного самолета рвет тишину ночи. — Пора домой,— зевая, говорит Котя, когда смолкает грюхот. — Пора,— нехотя соглашается друг. «Какими же кутятками мы были,— умилился Константин.—А уж воображали из себя бог знает что! Матерых псов из себя строили!» ' ^Главный проспект вливался в Театральную площадь. Величествен­ ная колоннада театра оперы и балета открывалась слева. Он свернул к театру. Словно нехотя отворились тяжелые, инкрустированные медью двери. В полутемной прохладе кассового зала афиши, афиши по с те ­ нам. Зачем-то он пристраивается в очередь... ...Билет ему продали в школе, в нагрузку. В программке значи­ л о с ь— Вольфганг Амадей Моцарт, «Реквием». В полупустом вести­ бюле он купил мороженое и почему-то вспомнил про «Моцарта и Саль­ ери» Пушкина, которого они недавно проходили. Музыка его не осо­ бенно трогала. Симфония? «И так всегда! — с раздражением подумал он,— сунут билет, а ты страдай!» — но тут же мысленно упрекнул себя, потому что пошел, обя­ зательно бы пошел на этот концерт. В настороженной тишине зрительного зала раздался скрип стула, чей-то кашель, потом что-то задвигалось, заходило за кулисами, и на сцену потянулись певцы. Их черная длинная шеренга напоминала по­ хоронную процессию. В зале сдержанно захлопали, но лица артистов остались непроницаемо-значительными, словно величие композитора наложило на них свой глубокий отпечаток. Он начал пересчитывать лампочки в ближайшей люстре. И вдруг возник Голос. Родившись из небытия, он зазвучал негромко и торжест­ венно, постепенно набирая силу и мощную красоту шквала. Голос со­ стоял из множества голосов, мужских и женских, которые, сплетаясь в едином порыве, подхватывали и уносили куда-то его мысли, чувства, его душу. Он чувствовал себя огромным и всесильным. Весь земной мир, а быть может, и вся Вселенная пела в нем на разные голоса. И это было прекрасно, как Жизнь или Смерть. Когда все кончилось, он оцепенел. Несколько мгновений абсолют­ ной тишины и — море, ураган, буря аплодисментов. Он не двигался, оглушенный внезапным эмоциональным прозре­ нием. Потом встал, вышел в вестибюль, машинально пристроился в хвост небольшой очереди, получил свой плащ. Золотисто-пыльный ве- 12