Сибирские огни, 1984, № 9

действует свой ЦОПР — центр обществен­ но-политической работы. А это значит — встречи и лекции, диспуты и собрания. Каж­ дый рабочий может подать в ЦОПР заявку; что его интересует, волнует, о чем он хотел бы услышать или поговорить. Это началось с одного разговора, состо­ явшегося несколько лет назад на Ломовом месторождении. Прилетел сюда на буровую секретарь горкома партии, стал расспраши­ вать буровиков о житье-бытье. — Ну, а лекторы к вам заглядывают? — Заглядывают, да толку-то!— усмехну­ лись рабочие.— Приедет, перескажет, что во вчерашней передовой написано, и привет! Вы нам хорошие лекции организуйте — спа­ сибо скажем. А газеты мы и сами читаем! Так и родилась идея создания ЦОПРов; с людьми надо говорить по-новому, поднять идейно-воспитательную работу на высокий профессиональный уровень. Здесь хотелось бы сделать небольшое почти лирическое от­ ступление. Как говорить с человеком, как воспринимать человека, какими глазами смотреть на него? Вопросы простые только на первый взгляд, и в этой кажущейся простоте таится опасность возможной ошиб­ ки. Быть может, мы даже не заметим эту ошибку в избранной тональности разговора, в подходе к, казалось бы, чисто хозяйствен­ ным проблемам, но она даст о себе знать — спустя время, неожиданна и больно,— как сработавшая мина замедленного действия. Ведь что такое освоение края? Это его очеловечивание. Когда-то об обживании новых земель, о первопроходцах слагали предания, на первом плане стояла фигура дерзнувшего сделать первый шаг в неведо­ мое. Сейчас — дело иное; сами понятия «первопроходец», «неведомое», «дерзнув­ ший» применительно к дню сегодняшнему выглядят высокопарно, отдают торопливой фальшью статей-однодневок. Масштабы но­ вых освоений, научный комплексный подход к их организации изменили и наше отноше­ ние к этому. Что ж, другие времена — дру­ гие песни. Но разве сам процесс современ­ ного землепроходчества стал легким или безопасным? Разве перестал он требовать от человека высокого напряжения сил, нер­ вов и воли? Как же получилось, что, говоря об этих важных изменениях на карте страны, мы столь часто забываем про главное действу­ ющее лицо? Жонглируем показателями, бряцаем процентами, козыряем тоннами и километрами, а когда наконец-таки вспоми­ наем про самих людей, то о них-то гово­ рим, словно о каких-нибудь там основных производственных фондах. И слово для это­ го придумали, как нарочно, скучное, канце­ лярское, какое-то неживое — «человеческий фактор». Говорим— и не задумываемся, что у него, этого «фактора», может быть, боль­ ная мать осталась на Большой земле, или кровяное давление в новом климате сдав­ ливает виски, или масса каких-то еще за­ бот — вроде бы мелких, вроде бы недо­ стойных сего героического момента. Но ес­ ли мы сочтем их просто «житейской ме­ лочью», отвернемся от них,— мы не поймем, может быть, самого важного, мы упустим главные закономерности, которые не хуже процентов и тонн определяют успех или не­ успех начатого большого дела. Существует и Другая крайность; раз — новые земли, новые города, значит—«гони романтику на-гора!». И мы взахлеб живопи­ суем суровые морозы и необжитые пока просторы, и за всей этой героикой н экзо­ тикой опять же не видим человека, пытаем­ ся подменить его каким-то обобщенным и схематизврОванным символом. Вот фотогра­ фия Фаттахова и его бригады в рекламном проспекте о Стрежевом; сняты они почему- то стоящими на целом штабеле труб для обсадной колонны. Хотя всем понятно, что ходят бурильщики не по трубам,, а по «греш­ ной» земле. I В общем-то, ничего страшного в этом при­ еме фотомастера не было б, если бы такой подход не оказался довольно символичным; героя новостроек страны мы стараемся не­ пременно затащить на какой-нибудь пьедес­ тал. Неважно какой,— лишь бы повыше й подальше от той земли, по которой он сту­ пает в жизни. Порой этот искусственный пьедестал благодаря нашим стараниям по­ лучается столь высоким, что самого героя мы уже и не видим; не разглядеть, какие у него глаза, не узнать, о чем он грустит, не услышать, на что он жалуется и о чем меч­ тает. А ведь он — не символ, а человек, и понимание его как человека важней для него любых надуманных постаментов. Этот разговор главным образом — не о газетных очерках, не о литературных изы­ сках. Он — о понимании «человеческой» сути внешней хозяйственной проблемы. По­ нимании в первую очередь теми, на кого возложено— практически решать эту проб­ лему. Успех Стрежевого и определился во многом благодаря такому правильному по­ ниманию. И не так просто, как это может показаться сейчас, уже задним числом,— было разглядеть за целым сонмом тяжелых и больных вопросов большую важность, ка­ залось бы, отнюдь не «эпохально звучащих» нужд, вспомнить и о свежей зелени для буровика, и о парном молоке для его сына. И тысячу раз прав будет тот поэт, который в поэме о Стрежевом сложит гимн не обмо­ роженным волевым лицам и не бесстрашию воспаленных глаз, а помидору с тепличной грядки. Хозяйственное обеспечение без идеологи­ ческого— все равно что фронт без тыла. И тут «проблема героя», взгляд на человека играет не меньшую роль. Это неверно, что эпоха Великих географических открытий давно закончилась.— она продолжается и сегодня. Когда просторы Спускай и не окра­ шенные в таинственный белый цвет на кар­ те) не обжиты, не обогреты человеческим трудом и заботой, они по-прежнему остают­ ся Гегга 1псо8ш1а, тайной за семью печа­ тями. И вот их открывают — геологи, неф­ тяники, лесору&л. Но не просто открывают, а, как в нашем случае,— оседают здесь же, становятся' первыми «аборигенами». Как мы уже говорили, деньги для них перестают быть главным стимулом. Что же тогда? Им вьажно открыть себя в этом пока непри­ вычном качестве, определить свое место и значение в новых условиях. А значит, каж­ додневная работа с таким человеком дол­ жна помогать ему увидеть все вокруг не только глазами столичного обозревателя или районного лектора, а увидеть, осознать й оценить мир (а заодно — и свою роль в нем) отсюда, с этой вот буровой, чернеющей по­ среди огромной рыжей «кляксы» болота.