Сибирские огни, 1984, № 9
то не спрячешь от острого и пытливого детского взгляда, ни одного слова не пролетит мимо их настороженного слуха. И что же я скажу им, чему буду их учить? Неспокойно у меня на душе, страшновато чуток. Я стараюсь отвлечь ся от этих дум. Верчусь в седле, оглядываясь по сторонам. Но ничего примечательного не увидишь в степи, что остановило бы взгляд, привлек-, ло внимание. И невольно приходит сравнение: степь кажется мне такой же однообразной и скучной, как вся моя прошедшая жизнь. Ничего-то, думаю я, не было в ней большого, яркого, интересного... Вот— прожил два дня дома, встречался, разговаривал с земляками. Все те же они, и разговоры у них все о том же: о работе, об урожае, о куске хлеба. Помаленьку начали выходить на свои тропки-дорожки друзья дет ства, одноклассники. Д а только тропки-то эти все тянутся не домой, а из родного села. Маруся Чаусова поступила в университет на геолого разведочный факультет,-—считай, для деревни теперь отрезанный ло моть. Другие школьные однокашники тоже — кто в институт, кто в тех никум, кто в училище. Только бы в деревне не остаться! Я вот хоть и остался, да ведь не в родной... Ванька-Шалопут, дружок мой закадычный, умотал в райцентр и устроился там на станции грузчиком. Его брат-близнец Василёк за кончил курсы трактористов. Мы встретились с ним вечером у Гайдабуров дома, посидели, поговорили, маленько выпили. Всегда печальные голу бые глаза Василька как-то сразу поблекли, словно полиняли от выпитой водки, но все такая же удивительная осталась у него улыбка: улыбнется, и в задумчивости позабудет стереть ее с липа. И светится она долго, как в потухающем костре уголек. Я уж слышал, что Василёк частенько «стал заглядывать в рюмку»,— как выразилась моя бабушка Федора! '! И почувствовал я в тот вечер: что-то надломилось в большой и сро ду неунывающей семье Гайдабуров. Какая-то трагическая тень нависла !"^ 1 над нею. Окончательно спился и повесился в сарайке на вожжах безно- ' ГИЙ инвалид Сашка. Взрослевшие один за другим ребятишки почему-то бросали школу и шли работать в колхоз. Тетка Мотря, беззаботно-весё лая баба и лучшая певица на селе, частенько стала прихварывать... Видно, правду пословица говорит: пришла беда — отворяй ворота. Беда в одиночку не ходит. Дядя Яков, с утра до ночи колотивший в своей кузнице, совсем по чернел лицом, будто обуглился. А может, мне это показалось потому, что сплошняком поседела, стала белою его голова... Он присел с нами за стол, выпил, но не заблестели прежним весельем его горячие цыган ские глаза, не потянулся к своему баяну, чтобы спеть любимую песню «Солнце всходе на Вкраине», а сидел понурившись, курил, кашлял в ку лак и посередине нашего с Васильком разговора неожиданно вставил, будто продолжая вслух свои неведомые нам мысли: — Вот она як жизнь повернула... Кто ж такое ожидал? Надо бы луч ше робить, коли жить стали трошки богаче, а оно все наоборот... — Это ты о чем?— спросил отца Василёк. — О том же самом,— невозмутимо продолжал дядя Яков.— Вырож дается на земле хлебороб, ясно море. Раньше-то, когда от куска хлеба зависел, так и робил — аж пуп трещал. А теперя... Со смутным чувством грусти покидал я притихшую и опустевшую Гайдабурову избу, которая совсем, кажется, недавно напоминала по тревоженный муравейник. Все, все меняется стремительно и бесповорот но! И слова дяди Якова чем-то задели меня. В них угадывалась горькая правда об уходящей старой деревне, о приходящей новой жизни... В этот свой приезд хотелось мне повидаться и еще кое с кем из дру- зей-товарищей, но дома почти никого не застал. Те, кто поступил ■учиться, уже разъехались, остальные работали в поле — в разгаре была уборочная страда. ■ 'Н а улице случайно встретил деда Тимофея Малыхина. Ч
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2