Сибирские огни, 1984, № 9

— Живи-ко на здоровьице. Кузьминична была стара, муж ее давно умер, двое сыновей погибли на войне. — Попервости-то шибко уж я маялась,— рассказывала она за ве­ черним чаем.— Никак не могла похоронкам этим поверить,— и все тут. Бывало, лампу с вечера зажгу, фитилек приверну и поставлю на подо­ конник до самого утра. Ну как, думаю, вернется который из сынков, да середь ночи случится и зачнет плутать в потемках — избу материнскую отыскивать. А уж на огонек-то сразу набредет... Долго-онько не верила, что соколы мои погибнуть могли. Ведь сроду не болели ничем, такие бо­ гатыри, и вдруг — помереть. Это как же так, а? — А теперь поверила?— спросил я. — И посейчас не верю,— вздохнула Кузьминична.—Можа, где в плену, под землею в шахтах маются... А дни стояли дивные — последние деньки августа. Солнце уже не припекало, а лишь нежно ласкало землю, воздух стал прозрачнее и как бы звонче: малейший звук разносился эхом далеко окрест. Поселок стоял на полуострове, который длинной косою вдавался в озеро, и когда поднимался ветер, то шум волн слышался отовсюду; к поселку со всех сторон неслись белогривые валы, и тогда казалось, что он, покачиваясь, плывет в беспредельном просторе бушующей воды. Свежо, хорошо, свободно глазу и душе. Вечера же были тихие, задумчивые, с долгой неяркой зарею. Гас постепенно западный край неба, бледнело успокоенное озеро, все за ­ молкало окрест, а полной темноты так и не было: может, от воды, окру­ жающей поселок, исходило рассеянное свечение? Бугрились приземистые черные избы, видны были большие лодки у воды, и светилась желтыми ошметьями разбросанная по берегу щепа. Стронется воздух, дохнет ве­ терок,— и зашушукаются прибрежные камыши, мелкая волна зачмока­ ет под плоскими днищами лодок,— и снова смолкнет все перед величие.м огромной тишины... Я напросился с рыбаками «в море». Озеро Чаны в поселке все по­ чему-то называли не иначе, как морем. — И то дело,— приветливо отозвался председатель.— Побежим завтра с нами, поглядишь, как мы робим... День выдался ветреный, с летящими облаками, которые серыми тенями скользили по взбудораженной воде. А когда выныривало солнце, волны просвечивали зеленым, словно толстое бутылочное стекло. Над озером потягивал крепкий ветер-низовик. Вышли мы на двух баркасах — больших плоскодонных лодках, чер­ ных от смолы. На каждой было по три гребца и по двое кормовых, или неводников. Сперва проверили сети, а потом стали заводить невод. Невод был большой и черный от старости, его растянули во всю длину и пота­ щили за оба конца баркасами. Гребцам приходилось тяжело. На нашей посудине это были две женщины,— пожилая и молодая красивая дев­ ка,— и худой инвалид без ступни на левой ноге. Они дружно заводили длинные весла-греби и с силой рвали на себя, откачиваясь назад, почти ложась на спину. Баркас, однако, подавался медленно — как пояснил председатель, глубоководной этот грузный невод был «сподручнее» для моторных катеров. Но где они, катера? Люди упирались изо всех сил. Заведя невод большим полукругом, тянули его теперь назад, к песчаному берегу. Несмотря на холодные по­ рывы ветра, одежда на гребцах взмокла. Солдат-инвалид натужно хри­ пел, лицо пожилой женщины обметало смертельной белизной. Мы с председателем подменили этих двоих. Мне было не привыкать к тяжелой работе, однако, скоро я сильно нажег ладони и стал зяпать ртом, чув­ ствуя, что не хватает воздуха. Но самое трудное началось тогда, когда оба баркаса, сблизившись, подошли к берегу, и надо было тяжеленный невод вытягивать на су­ шу руками. — Ухнем!— ревел председатель.— Еще ра-азик!