Сибирские огни, 1984, № 9

— Восстание Степана Разина. — Хороший вопрос. Отвечай. Ничего я не помнил, все смешалось в голове — все события, факты, даты... Перед глазами всплыла телега с железной клеткой, в которой сидел прикованный цепями Стенька Разин — картинка из учебника... Я стал мямлить какую-то чепуху — лишь бы не молчать, лишь бы гово­ рить что-то. — Н-да,— прервал профессор.— Зря старался комсомол. Я поднялся, пошел к двери. За спиной услышал вопрос Деренкова: — Не соврал комсомол, правду сказал, что ты первый в своем роду получил среднее образование, а теперь вот и на высшее замахнулся? — Да. — Ну-ка вернись! Я снова сел к столу. Профессор опустился в свое кресло, отвалился на спинку. Грубое лицо его немного смягчилось. — Жалко,— сказал он.^— Вот тебе-то и место в университете, как никому другому. Ты-то уж не подвел бы свою родову, когда специалис­ том бы сделался, а? А у нас получается что же,— я ведь прекрасно все понимаю! Интеллигентские сынки и дочки грамоту с молоком 'матери впитывают, а ты, взрослый парняга, литературного языка не разумеешь. Учился в глухой деревне,— вникал я, на каком уровне обучение там идет. Где же тебе тягаться с интеллигентами в знаниях? А мы тут вас всех, без разбору, под одну гребенку причесываем. И никуда от этого не уйдешь — закон... Вот и получается: от интеллигентов большей частью интеллигентики плодятся, а от колхозников — колхознички. •Правильно это, а? Ну, ладно, давай про Стеньку Разина потолкуем... Сам-то как ты думаешь — зачем было ему, безграмотному мужику, такую бучу под­ нимать? Ведь он не дурак был, знал, наверное, что страной управлять не сможет, да и катастрофу свою, должно быть, чуствовал, а? До него- то сколько таких восстаний было, и все жестоко подавлялись. Не мог он этого не знать, а все же поднялся. Почему? — Такой уж это был человек,— сказал я. '— Какой — такой? — Ну... бывают такие люди. Одержимые, что ли? Нет, не то... — А ты таких встречал? — Ага. У нас в деревне бригадир был, Живчиком звали. Сердцем он маялся, понимал тоже, что утомляться на работе, нервничать нельзя, это смерть для него, а все ж таки вкалывал день и ночь.—Мне стало легче, прояснилось немного, может, оттого, что вспомнилась родина, род­ ные люди; о них я много мог рассказать профессору интересного, и я продолжал:— Его же никто не заставлял днем бригадирить, а ночами работать на тракторе. Но Живчик был такой человек. Он не мог иначе. И умер на недопаханном поле, гкед трактором..'. — Значит, Разин и... как его? Живчик?— чуть заметная ухмылка тронула толстые губы профессора.— Н-да, сравнение явно не в пользу Степана Тимофеевича. Хотя...— о« поднялся, расстегнул пиджак и засу­ нул волосатые кулаки в карманы широченных брюк.— Хотя, знаешь, есть что-то обшее между этими людьми, несмотря на громадную разницу в масштабах их деятельности и на полную противоположность эпох, в ко­ торых жили эти люди. Есть между ними схожесть, это ты верно подме­ тил, черт побери! Помнишь у Некрасова: «Природа-мать! когда б таких людей, ты иногда не посылала миру, заглохла б нива жизни...» Д а, та ­ кими вот людьми держалась, держится и будет держаться матушка- Русь! И это — не красные слова, а святая правда!— голос профессора сердито рокотал, набирая силу.— Кто они такие, народный заступник, герой Степан Тимофеевич Разин, и безвестный колхозный бригадир Живчик? Одному выпалц горькая, но великая участь быть распяту и четвертовану на глазах всей Москвы, о нем в веках слагают легенды и песни; другой умер безвестным, не <д>вершив никаких ьгромких дел, ни­ каких ратных подвигов, за которые прославляют и возвеличивают.