Сибирские огни, 1984, № 8

убедился, какой же это получается парадокс со строительными бригада­ ми этих самых шабашников. Колхозники всякими правдами и неправда­ ми удирают из своих колхозов, нанимаются в эти стихийные или дикие бригады, чтобы строить что-то в других хозяйствах и получать за это вместо призрачных трудодней реальные деньги. А те колхозы, откуда эти беглены, в свою очередь, сами нанимают калымщиков и платят им чистой деньгой. В те годы деревни и села начали помаленьку оживать и строить у себя самое-самое необходимое. Итак, авось обойдусь и без твоей справки, пан Мудровядкий. Мир не без добрых людей. Прощай и до свиданьица... На ранней и зябкой заре мама провожала меня за околицу спящей еще деревни. В далеком от нас совхозе жил мамин отец, а мой дедушка Тихон Игнатьевич. Мы давно с ним списались, он обещал помочь при­ строить меня в бригаду шабашников. Вот к нему.-то я теперь и направляюсь. Вид, должно быть, у меня со стороны — заправского бродяги-плотника: выношенные добела кир- зовые сапоги; старый пиджачишко перетянут мягкой чалдонской опояс­ кой, за которую засунут сверкающий лезвием, отточенный дядей Лешей плотницкий топор покойного дедушки Семена Макаровича; за спиною холщовая сумка, приспособленная на лямки,— наподобие нынешних рюкзаков... ^ Смотри там , сынок,— в десятый раз наказывает идущая рядом мама, вышагивая вперед и стараясь снизу вверх заглянуть .мне в лицо: она высока ростом, но я давно обогнал ее на целую голову.—6'Смотри говорю, осторожнее будь с этими... как их? Ну, с калымагами... ’ — С калымщиками?— улыбаюсь я. Ага, с калымщиками, будь они неладны! Говорят, промеж них и картежники есть, что людей в карты проигрывают, и тюремщики, и другие всякие варнаки... Сказывают, и пьянки тамока, и поно­ жовщина... — Д а к 1 *о тебе наговорил?!— не выдерживаю я. Люди, кто же еще,— голос у мамы начинает дрожать. Мне тоже не по себе. В горле пересохло, першит, и я то и дело от­ кашливаюсь в кулак. Впервые отлучаюсь я из дому так вот, наобум, в чужие люди, в неведомую жизнь. Правда, учился зиму когда-то в райцентре, но там все было определенно — школа, квартира... Я ускоряю шаг, сам не замечая этого. М ама почти бежит и тяжело дышит. — Ну ладно... — наконец говорит она.— Ладно, сынок... ступай... Она тянется на пыпочках к моему лицу, неловко целует в шеку! утирает гл аза концом платка. Я быстро шагаю прочь от нее по дороге,’ чувствуя, как судорогой, сводит скулы, все дрожит в груди и комок под­ катывает к самому горлу. Пересилив себя, я быстро оборачиваюсь, что­ бы помахать матери, и вижу, что она мелко крестит меня в спину. Ру­ ка ее на мгновение повисает в воздухе, потом она испуганно прячет ее за спину. Я машу ей, будто ничего не заметил. Она машет в ответ и жалко улыбается... Д а-а, никогда я не видел, чтобы мама молилась, крестилась или даже говорила о боге. Что же это с ней? Или, если не у кого искать милости и защиты, тогда уж все равно? Авось... Я оглядываюсь. М ама стоит все на том же месте и смотрит мне вслед. И у меня тревожно, больно сжимается сердце в каком-то смут­ ном предчувствии. Видно, не последний раз стоять ей вот так и прово­ жать меня в дальнюю неведомую дорогу,— думаю я.— Настает; видно, время долгих разлук и коротких встреч. Все идет к этому, вся тепереш­ няя жнэкь. На-чинают ломаться и рушиться вековые прежние устои.