Сибирские огни, 1984, № 8
— Убью, шкур-ра!— рычал он, по-медвежьи ворочаясь и хрипя. Тем временем Сашку куда-то уволокли... Считанные минуты длилась эта заминка, но пожар успел набрать силу. Мы полезли было на крышу в том месте, где начинали рушить стены и потолок. Д а не тут-то было: огонь совсем близко' подступил уже к этому рубежу, здесь нешадно палило жаром, забрасывало искра ми,— работать было нельзя. По приказу дяди Якова пришлось отступить еще метров на двад цать, чтобы там порушить крышу и стены, отрубить горящую’ часть ко ровника. Работа закипела. Крышу разобрали быстро, но стены... Железной крепости бревна не поддавались ни пилам, ни топорам. — Хоть зубами грызи, язви тя!— стонала рядом со мной Мокрына Коптева, широкими мужскими замахами всаживая топор в неподатли вую древесину. А огонь наступал. Уже и здесь, на новом месте, становилось жарко- вато. Вое, ктр мог, кто был в силах, таскали ведрами из колодца воду, бросали лопатами снег, сбивали со стен пламя. Раскаленные бревна от снега и воды взрывались белым паром, будто они и впрямь были железные. Ближе к торцу солома на крыше сгорела начисто, обугленные по толочины были похожи на красные ребра. Потом они с глухим уханьем стали рушиться вниз, поднимая в черное небо целые столбы ярких искр, которые завивались жгутами, весело и празднично клубились в. вышине. Но вряд ли кточнибудь видел все это. Люди работали исступленно. Пламя наступало с грозным ревом, как разъяренный зверь. Оно только злобно отфыркивалось, когда плескали на негр ведрами воду. Оно ползло вдоль строения, с треском и рыком пожирая смолистые венцы. Дядя Яков ворочал все тем же гнутым ломом, срывая со шкантов надрубленные бревна, волоча их в сторону от огня. Но удивительным образом он успевал одновременно все видеть и слышать кругом, коман довать, ругаться и подхваливать. Он вертелся вьюном, скинув полушу бок, потеряв шапку,— в одной гимнастерке,— и куда подевалась его неуклюжая огрузлость! Сейчас он снова был таким, каким помнил й его до войны, в нашей низкой и черной от копоти кузнице, где полу обнаженный, подсвеченный розовыми углями горна, он с веселой яростью бухал по наковальне пудовым молотом, и мускулы толстыми жгутами скручивались под смуглой его кожей, завязы.вались в камен ные узлы. — Взяли-и! Поднажми-и!! — даже с какой-то веселой удалью ре вел он, наваливаясь на очередное бревно, и люди бросались ему на по мощь и делали, казалось, невозможное. Да, э-го был сейчас прежний Яков Гайдабура, деревенский куз нец— силач, красавец, баянист, балагур и немного выпивоха. И где же он, такой вот, давешний, таился последнее время, когда стал работать бригадиром? Я уж и забывать его, такого, начал,— как робок и неумел он стал с людьми, как перекашивало болью его лицо и как он горбился, услышав от кого-нибудь слово лжи, увидев несправедливость, подлость, лицемерие... Кажется, малые дети, чьи глаза не замутило еще житей ским опытом,—и те смотрят на такие вещи куда проще и оптимистичнее. А дядя Яков даже внешне меняться начал: огруз, стал угрюмым и мол чаливым... — Нажми-и!— орал он сейчас.— Задавимо гыдру капитализма-в* ее зародыше!.. И мы, до прихода огня, все-таки успели сделать довольно широкий пролом, до самой крыши забить его снегом. И пожар захлебнулся в этом месте. Большая часть коровника была спасена... А Якова Гайдабуру после этого события с бригадиров сняли. За халатность и потерю бдительности. Мужество и самоотверженность при
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2