Сибирские огни, 1984, № 8

в — А то и говорят! — зло кричала бабушка,— Кажин раз одно и :а то же: мол, здря маячишь, бабка, не положена тебе пензия, потому как сын твой Никита в последние годы не жил с тобою вместе, не содержал тебя на своем иждивении... В городу обитался... Д а какая же, говорю, разница, где он обитался? Ведь я мать ему родная, на свет его породила’ собственной грудью выкормила... Другие-то, говорю, матери получают, а мои-то, грю, чем хуже .был? Али воровским делом занимался, али по* _ тюрьмам сиживал? Нет ведь. На производстве стахановцем слыл! — Д а и отступились бы,— советовала мама.— Чо уж тут... Д а и пенсия та... больше хлопот. Не стоит шкурка выделки. Какие вон стару­ хи получают, дак гроши несчастные. — Оно-то все так. Твоя правда, Марьюшка,— соглашалась бабуш­ ка Федора, и вдруг, понизив голос, горячо шептала: — Умная ты Марья баба, а как со стороны поглядеть — дура дурой! Д а рази деньги мне ихние нужны? Жили без них и дальше проживем: дело привычное. Мне же другое нужно штобы память сынка моего Никиты уважали. Штобы знали все и в^деревне нашей, и там, в государстве, што был он че­ ловек достойный, а не ветрогон какой-нибудь... Ну и сжалились бы над старухой, и платили бы мне хоть один-единственный грошик.. Я бы те грошики даже на серянки не тратила, а завязы вала бы их в уголочек платка и кажин раз думала: это от сынка мово подарочек! Знать, не­ даром породила я его, добрым человеком вырастила... И бабушка продолжала ходить в райцентр, хлопотать пенсию. И че­ го только не случалось с нею в долгом и трудном пути! Всего и не перечесть, а тут — на тебе! — повстречалась с самим хозяином Кулундинских степей, с матерым волком. Вот ей-богу не вру; подошел и облизал мои пимы,— продолжала свой рассказ бабушка Федора.— Это уж после колотун на меня напал, а попервости-то я вроде бы даже и не испугалась... К своей деревне уж стала подходить, ноги еле волочу, а небо отбеливать начало. И как под бок меня кто толкнул оглянуться. Оглядываюсь — догоняет меня ктой-то: не то коза, ьге то приблудная собака увязалась. Ага... А при мне, как нарошно, даже батожка, нет, штобы отмахнуться. А может, это и к лучшему. Бежит эта непонятная животина ленивой такой трусцой, буд­ то и нехотя. По целику кругаля дала, обогнала меня, посередь дороги села, загородила мне путь. Пригляделась — волк... Его только круглый дурак с собакой спутать могёт. Он же зверь, от него и воняет-то диким зверем. И обличием зверь: шея толстая, гривастая, лоб гладкий, што булыжина, а с подо лба глаза такой угрюминой сверкают, што ажно кровь леденеет. Ага... Стоим, глядим друг на дружку. Вот уж правду прибаутка сказывает: встретились соседушки — и поговорипь не о чем. Я напужаться-то не успела ишо, не дошло до меня,— давай свой узелок с харчишками развязывать. А какие там, к лешему, харчишки? Хлебная корка да шматок сальца. Он за каждым движением моим следит, напру­ жинился весь. Кинула я ему свой харч, он отпрянул назад, зубами лязг­ нул. «Ешь, говорю, што бог послал, больше угошшать нечем». Понюхал он мою корочку, понюхал сальце, потом совсем бливко подошел, меня давай обнюхивать. Ну, думаю, все; изо всех моих харчишек меня с а ­ мую на завтрак выбрал... А волк эдак вот лизнул мой пим и потрусил назад по дороге. Бежит, а сам на заднюю левую ногу припадает... Я тоже тогда испужалась, когда эвер.юга в сумерках скрылся. Ударилась к деревне из последних сил, бегу да падаю, бегу да падаю... И теперь вспомню, дак будто кошмарный сон, ага. И што ему помешало распра- виться-то со мной? Можа, опасность для себя какую учуял — ведь рядом с деревней, почитай, дело было? Я уж всяко думаю. А, можа, што вела я себя с им так смиренно да ласково? Они ить, волки-то, привыкли, чтобы добыча убегала али сопротивлялась, а я ни то и ни друго, да ишо ему, разбойнику, шматок сальца кинула... Хотя, чего он понимает, ежели он зверь? Скорее всего — сыт был. У кого-нибудь овцу ■зарезал али зайчишку прижучил где... .