Сибирские огни, 1984, № 8
— Эх, Миля, тебе бы т о л ь к о таксистом в городе работать. — Это почему? — Потому что бессовестный ты человек. От удивления Миля положил вилку и уставился на Серафима. — Мужики, что это он говорит?! Но мужики молчали. Ждали продолжения. Они смотрели на Се рафима. — Хот-ты!— в сердцах сказал Миля, засмеялся и взял бутылку. — Ты, Серафим, не можешь без намеков. Миля бодро разлил по второй. — Ну что же,— сказал Серафим и примолк. Мужики замерли. Серафим среди них самый ученый— в молодости даже учительствовал. И марку Серафим держал. — Что же, пусть так. Предлагаю выпить за Милину тайну, за глу бокий философский смысл его бытия. За секрет счастья! Мужики жмурились от удовольствия, слушая Серафима. — Только непонятно мне. Миля, за что ты нас, мужиков сермяж ных, не уважаешь? Серафим печально посмотрел на всех и ноздри его бугристого ви сячего носа отчаянно дернулись. — Как это, не уваж аю ?— Миля начинал заводиться. — Так поделись, поделись секретом своим. Мы ведь тоже хорошо жить хотим. Смотри-ка, жена на полусогнутых перед ним, сам как руб лик хрустит, в доме пылинку не отыщешь! Д а что там, я простыни спе циально пощупал, думал, бумажные, до чего белые. А водка? Водка везде — в холодильнике, кладовке, в серванте стоит. П ей— не хочу. Ну а мы, разве мы так не хотим? Мы тоже так хотим, а, Тийоха? Тимоха заулыбался щербатым ртом и сказал: — Аферист ты. Миля, ей-бо, только прикинулся вещмешком. Миля нахмурился, отошел к окну, закурил. Серафим задумался. Чувствовал, что ведет разговор, и не спешил. Наконец, Миля не вьььдержал. — Давай , Серафим, напрямую. Что ты хочешь? Серафим развернулся всем телом, выставил на Милю свои торчащие брови и свирепо сверкнул глазками: — Что ты сделал со своей женой?! Миля весь напрягся и рванул ворот рубахи. Тимоха задумчиво по смотрел на пуговку, запрыгавшую по желтому крашеному полу. — Ничего,— прошептал Миля. — Какого черта! — взорвался Серафим.— Посмотри на себя! Сто ишь в костюмчике, белая рубашечка — можно подумать, что у тебя каж-. дый день праздник. Мужики! — воздевая руки взмолился он.— Как, кто мне объяснит, что бабе от мужика надо?! Ты, Миля, на нас не обижайся, я сам за тебя кому хочешь глотку перегрызу, но ты утешь нас, вразуми, объясни, как ты ее перевоспитал?.. Ладно! — жестоко оборвал себя Се рафим.— Миля! Если ты нам не расскажешь все честь по чести, 31начиг, больше ты нам не товарищ. Миля десять раз поменялся в лице. Мужики сопели. — Ребята,— в сильном волнении сказал Миля.— Как на духу гово рю, я не знаю! Жил, верно, как собака, десять лет жил, и десять лет она меня выделывала. Я привык уже,’ думал, так надо. И вдруг — бах! Каждый день прихожу — Ванечка кушать, вот борщ со сметанкой, вот ножка куриная, вот тебе водочка в стопочке. А хошь, стаканчик налью. Ванечка! Всю жизнь Милей обзывала, а тут вдруг Ванечка, Ванюша дорогой! Стыдно было, как ласкать начнет меня. А ведь я з а ради этого всего и пальцем не пошевелил. Спать ложусь, ноги не мою другой раз. Утром смотрю, постель меняет. Что так? А ты ножки забыл помыть, родненький. Ну ничего, мол, чисто будет. И костюм, почистит и отгла дит все. Он остановился— перехватило дыхание. Мужики не дышали. '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2