Сибирские огни, 1984, № 8
Такова сила художественной правды, мо гущей и с маленького пятачка личного ду ховного переживания поднять лирическую мысль д о высоты общественных проблем. Нет, в этом стихотворении не найти внешних признаков злободневности, «беше ных ритмов» века ракетного (кстати, это слово начинает приобретать и другой, тра гический, немирный смысл). Однако «ба нальная» тема наполнена таким обличи тельным содержанием, таким протестом, которые может нести в себе только истин ная гражданственность. «Им состраданье не пристало»— здесь и категоричность, и жесткость, и какая-то холодная, . как сталь, ясность, отбрасывающая мысль о пощаде. Но и перед лицом зла ландыш будет смеяться и звенеть сережками. И уж е этот образ воспринимается почти как образ одушевленного существа, спо собного твердить: «Печаль моя светла». Чего здесь больше — вымысла, фанта зии, сказки или дравды г Д а, конечно, художественной правды. Только она способ на творить такие чудеса. Но в каких глубинах художественного сознания рождается эта правда? Наверное, прежде всего в тех слоях, которые прони заны незамутненным, непреходящим све том нравственных ценностей, чьи лучи, по добно рентгену, высвечивают духовные аномалии, темные пятна, неискренность. Ведь нужно быть безжалостным к саМому себе — а такая безжалостность немыслима без откровения — чтобы сказать однажды, дожив «до пенсионных невеселых лет»: Меня отвага юности питала. Мечта вела дорогою морской. Куда я плыл? —спросите капитана. Какой я след оставил? — Никакой... (А. К у X й о. «Корвет») Наверное, эта тревожная мысль живет в подсознании любого истинного поэта, не оставляя места для довольства собой, са моуспокоения, которые рано или поздно оборачиваются в стихах позой, актерством. Поэзия этого не прощает, у нее свои, бо лее жесткие, чем й жизни, законы, она тре бует всякий раз исключительного права на художественную категоричность. «Логика искусства н логика жизни — говорил В. Шукшин,— о, это разные дела. Логика жизни — бесконечна в своих пу тях, логика искусства ограничена нрав ственными оценками людей». Действительно, если правда у художни ка индивидуальная, то нравственная ее основа личной, ни от кого не зависящей быть не может. Нравственную систему творчества истинного поэта всегда питает «единство множества» характеров, имя которому — народ, общество. Вот почему личное, интимное у А. Кух- но не замкнуто в самом себе,— концентри руясь и набирая необходимую эмоциональ ную силу, оно поднимается на гребень любви к людям. Все ждешь, все жаждешь равновесия — и добрым быть и мудрым быть, чтоб всем вокруг легко и весело себя — . . как солнышко дарить. Лирическая мысль здесь органично рас творяется в поэтическом чувстве. Она те ряет свои «зримые» предметные очертания. (Так в живой природе влага становится невидимой, превращ аясь в облака). Ведь секрет лиризма, видимо, в том еще и со стоит, чтобы в стихотворении не было за метно рассудочности, «умничания». , Но где она, та радость тихая глубокой ясности души, когда весь мир прекрасной книгою вдруг открывается в тиши?.. Ни зла, ни лжи, ни прочей нечисти, ни преходящих мелочей... В сердцах людей — дыханье вечности, и нежность — в глубине очей. Сурова жизнь. Глядит не весело на все старания твои, не диво, молвит, равновесие — без равновесия твори! Это стремление к духовному равновесию противоположно по своей нравственной сути тому стремлению, когда человек «весь погружен в одни свои заботы, локтем толкает братьев и сестер». Потому-то и не находит духовного покоя лирический ге рой, что еГо внутренний мир настроен на волну сопереживания, участия. Такое чув ство призвано растворять, рассасывать в человеческой душе очаги себялюбия, р а ционализма, делать ее мягче, ранимей. Это качество придает лирике А, Кухно особую значимость, делает ее по-настояще му современной. Разными тембрами и окрасками могут обладать, лирические голоса. Но очень в аж но, чтобы в них ощущались живые ритмы живой жизни — какой бы суровой и не-, укугной она ни была. Не беда, если в голосе вдруг появится «звучание металла» и поэт покажется кому- то «тяжелым и прямым». Важно, чтобы в поэзии не было размытости, малокровия. Отрадно сознавать, что поэзия Анатолия Пчелкцна, живущего в Магадане, свободна от этих пут. Сильное, неподдельное чув ство увиденного, пережитого словно рас творяет в себе «непоэтические» подробно сти быта. Лирический герой в его поэзии — порой и неуживчив, и угловат, и дерзок. Мож ет быть, иногда он и нарушает «пра вила хорошего тона», но зато откровенен,. бесхитростен, открыт. Резкие отметины жизненной правды от четливо проступают в картинах правды художественной. Этим горячим неровным дыханием насыщен образ старателя: Год ли, два мужику до пенсии? Может, срок и. того длинней. Человек гулевой профессии, вряд ли он доживет до ней. Жил он в ярости, жил он в горести, по тайге вековой кружил, и отвыкнуть от этой скорости у него уже нету ’ ; СИЛ. ...............................а к ч I « Ах. как ломится лед1 Сквозь-заросли. В царство призраков и теней. Сломя голову — вон — из старости, но уже по колени в ней.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2