Сибирские огни, 1984, № 8

ной для человека страстью к отысканию правды» (Л . Толстой). При недостаточно тесном контакте с этой животворной почвой, народной прав­ дой-нравственностью и возникает нарочи­ тость, искусственность худож ественного восприятия. Н едаром ещ е Пушкин писал; «Тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным, и с великим характером, всегда откровенным». К акое ж е откровение м ож ет быть там, где ж ивет червячок индивидуализма, без­ ж алостно протачивающий, разрушающий поэтический и вообще художественный образ? В отраж енном слепке в этом слу­ чае — к ак бы ни был он красочен и нов — налет надуманности, неестественности. К а ­ кими бы утонченными ни были лириче­ ские «откровения» такого рода, как бы ни претендовали на первенство в отражении духовных проблем современности — в них далеко не всегда будет долж ная худо­ ж ественная глубина. Неудивительно при этом, что стремление сделать поэтические образы неординарными, своеобразными становится самоцелью или, как говорят сейчас, «сверхзадачей». Нравственные цен­ ности ж е, должные, как известно, состав­ лять сущность любого образа, как бы нивелируются, стираются. Проявления такого типа художественно­ го сознания достаточно распространены в современной поэзии, чтобы обойти их в разговоре об истоках рационализма, рассу­ дочности и их последствиях для «коэф­ фициента качества» поэзии. Одним из ярких примеров проявления такого типа сознания мож ет послужить следующее стихотворение А. Вознесен­ ского — поэта, которому ни в популярно­ сти среди читателей, ни в обилии после­ дователей нельзя отказать. (Все это — свидетельство того, что поэт сумел отра­ зить определенные ритмы, «всплески» на­ шего века «стрессов и страстей» на опре­ деленном временном его отрезке). Какое бешеное счастье, хрипя воронкой горловой, под улюлюканье промчаться с оторванною головой! Так изобразил поэт предсмертную аго­ нию домашней птицы. В этих строках лю­ бой из почитателей творчества А. Возне­ сенского найдет и «оригинальность мыс­ ли» и «свежесть поэтического образа», и «динамизм», и тому подобное. Однако прочтем еще раз эти строки по­ внимательней, вдумаемся в их смысл. Смерть, а точнее то, что предшествует ей, вы зывает у улюлюкающих очевидцев це­ лую гамму чувств: любопытство, радость и даж е восторг. Все, что угодно, кроме главного, что во все времена воспитывала русская поэзия,— сострадания. Словно чув­ ствуя излишек «новаторства», поэт говорит: ...Но по ночам к отмщенью требует С асфальтов, жилисто-жива, как петушиный орден, с гребнем, оторванная голова. Однако такая поправка ничего не меня­ ет. В мертвой голове поэт видит красоту, как бы любуется ею. Вот. почему и появил­ ся этот «орден». М Сибирские огни № 8 Н у а если рассудить здраво? Поэт — выразитель «дум и чаяний народа», его духовный наставник — поэтизирует смерть живого существа, причем беззлобного, без- з в ^ Г ° п ™ в русской поэзии смерть зверя, птицы, растения всегда оставалась злом. Никогда не было «микросмертей» (кстати, это слово тож е из поэтического лексикона А. Вознесенского), любое . убийство — противоестественно человече­ ской природе, насильственная смерть — всегда несчастье. Жонглирование этим по­ нятием вряд ли Совместимо с главным — «сеять разумное, доброе, вечное». И тут приходят на ум другще строчки — малоиз­ вестного поэта. (Д ело здесь не в масш та­ бе поэтического русла, а в качестве лири­ ческой «живой воды».) Вослед с тропы кричит от боли Копытом вдавленный листок. Д а , именно так — чувствовать чужую боль д аж е сильнее, чем свою (а не пре-' небрегать ею ). В этих двух строках воплотилось миро- ощущение лирического героя, наделенного обостренньга нравственны.м сознанием, не­ отъемлемой человеческой способностью сопереживания. Ж ивотворящ ая связь нрав­ ственного сознания поэта с народной эсте­ тикой, с «нравственно-образной природой» и рож дает поэтический образ, наполненный истинным светом духОвности. Эта отрезв­ ляющ ая связь не дает впасть в ультра­ современность, конструктивизм. Чувство сопереживания словно очищает душу лирического героя от бацилл насилия, ощущения ' вседозволенности. В этом — своеобразие народного мирочувствования, «целостно-жизненного», питающего нрав­ ственное сознание. Не случайно оно так ярко выразилось в народных вы сказы ва­ ниях: «Час в добре пробудешь — все горе забудешь», «В ком добра нет — в том и правды мало» и т. п. Оттого и в русской лирике, в основополагающем ее течении — это всеобъемлющее чувство сопережива­ ния. Вот как переосмысливается Н. Руб­ цовым «пустяковый», «мелкий» в обыденной действительности ф акт — «выпал птенец из гнезда». ...Ласточка рядом летала, Словно не веря концу. Долго носилась, рыдая Над мезонином своим... Ласточка! Что ж ты, родная. Плохо смотрела за ним? Главный, нравственный центр Н. Руб­ цов сосредоточивает на рядовом, на первый взгляд, случае, сумев прикоснуться при этом к этическим первоосновам бытия. Глубина художественного сознания в том и вы раж ается, что для автора нет малень­ ких трагедий живых существ. В традициях русской лирики всегда было живо стремле­ ние «сердцем понять» то, что «могут по­ нять только старые люди и дети», понять то, что чувствует зверье и сам а природа. И з этого некрикливого . стремления — чув­ ства единения с миром, как из зерна, вы­ растает естественная, п о л н а я . нравствен­ ного света сила и тогда, когда речь захо­ д и т 'о Родине: