Сибирские огни, 1984, № 7

«Да это что же такое со мной? мельком подумал я, останавли­ ваясь.— Откуда взялось это... звериное?» А селезень б ы л уже мертв. Глаза его затянулись мутной пленкой. В клюве виднелась горошина запекшейся крови. Он медленно остывал, и перья на нем теряли живую мягкую податливость, становились жесткими, топорщистыми. Да и краски его словно линяли на глазах- потускнела темно-зеленая, как сорочье перо, голова, поблекли метал- /лическои стружкой отливающие фиолетовые зеркальца на крылья.х, а темно-бурая, будто раскаленная, грудь подернулась серым пеплом. Вот и все... Вместо сильной и радостной птицы, которая только что каждым перышком звенела в небе, неся на крыльях крохотные ра­ дуги, держал я теперь в руках кусок остывающего мяса, обросший мятыми перьями. Где она, граница жизни и смерти? Неужели полна­ перстка тяжелых дымчатых дробинок решили все? Я пытался осмыслить: что же произошло? Й не мог. В голове му­ тилось. Я гу 1 ядел на жалкую тушку селезня, и... не чувствовал к нему полости. Наоборот, подмывала меня какая-то стыдная радость «Радукхь победе? Да какая же тут, к черту... Господи, что это со мной. Ведь никогда никого не убивал. Курицу зарубить боялся...» Но и этот, мимолетный укор совести лишь мелькнул в сознании не коснувшись тайно ликующего сердца. Я огляделся по сторонам. Закат уже сгорел, и только над потем­ невшими камышами тихо теплилась зелено-розовая полоска. В небе блеснули первые звезды и мохнатыми светляками зашевелились в смурой воде. Резко запахло гнилью, холодным туманом и сладким дымком костра, принесенным бог весть откуда... Стало совсем сумрачно, на плесе теперь делать было нечего, и я заторопился назад, к осиновому колку. Шел бодро и уверенно, чавка­ ющие, засасывающие провалы под ногами уже не пугали меня И вооб­ ще от всех прежних страхов не осталось и следа. Казалось, тело нали­ то свежей силою, оно стало послушным и было готово сейчас к защите и нападению. Я чутко ловил каждыьь болотный звук, остро подмечал всякое чужеродное пятно в белесом тумане. Совсем уж стемнело, когда выбрался к ряму, и тут неожиданно пришло мне в голову,— будто на ухо кто шепнул,— остаться ночевать здесь, на болоте. А что? Чем тащиться до Ахмедовой избушки, не луч­ ше ли прикорнуть здесь, под звездами? Может, и на утреннюю зорьку успею... И когда я подумал обо всем этом, то больше уже не колебался, а п'ошел в лес собирать хворост для костра. На опушке было свежо, а лес держал еще в своих темных недрах накопленную за день теплоту, и здесь было приятно, как бывает приятно купаться ночью, когда озерная вода кажется особенно теплой и парной. На земле уже ничего не было видно, и я стал обламывать сухие нижние сучья с черных осин, искать валежник по треску под са­ погами. В темноте шарахнулась на меня какая-то большая птица, за­ дев лицо мягким своим крылом. От неожиданности я вскрикнул, птица метнулась в сторону, бесшумно исчезнув за деревьями. Сова! Кто ж еще? Прямо, как специально караулит, чтобы напугать. _ Жечь костры для меня всегда было желанным занятием. Вот и сей­ час: веточка к веточке, былинка к былинке, а сверху — сухого камыш- ка, а выше — ломких хворостинок, и готово дело! Чиркнул спичкой. В темных дебрях наваленного хвороста и мятого камыша рыжим зверьком зашевелился огонек, то исчезая, то вновь появляясь. Струй­ ка белого душистого дыма поднялась... Теперь надо ласково подуть на зверька. Он забеспокоился, начал вилять и прядать в переплетении