Сибирские огни, 1984, № 7
По рассказе.ьМ'Тимони Селютина (у него я выпросил резиновые сапо ги ), бывшего заядлого охотника, но потерявшего на войне ногу, за этим осинником была большая согра, переходящая в камышовое болото с богатыми кормовыми плесами. Там-то и находилось прекрасное место, о котором, захлебываясь словами, со слезами на глазах, рассказывал мне Тимоня Селютин,— удачливое место, где перекрещивались пути диких уток и гусей: птица табунами шла с большой воды, от озера Ча- /ны на жнивье кормиться, и этим же путем возвращалась обратно, оста ваясь частично на плесах. Вскоре я спустился в сырую .ложбину, наполненную душным зудом мощкары. Эти, мельчайшие твари серым столбом толклись у моего лица, не отставая ни на шаг. Ноздри и уши горели от зуда. Долго я шел в высокой, до плеч, осоке, по осклизлой тропинке, ко торая и привела меня в осиновый колок, или рям, как , зовут у нас болотные леса. В лесу этом было сумрачно, лучи предзакатного солн ца еле пробивались сквозь кривые замшелые сучья низкорослых, черных каких-то, словно обугленных, осин. Листва с них уже облетела, она плотно лежала под ногами и тоже была почему-то черной и сырой. Пахло горько и приятно влажной осиновой корою. А от разворошенной сапогами листвы поднимался сладковатый запах тления. Я спешил поскорее выбраться из этого угрюмого, мертвенно-тихого леса, где не слышно ни одной птицы, и даже листья, сырые и скользкие, не шуршат под ногами и лепятся темными заплатами к. голенищам сапог. Выйдя на опушку, я снова отыскал потерянную в лесу тропинку, не тропинку даже, а так, еле заметную примятину в зеленой, как лук, осоке, и пошел в глубь болота. И чем дальше у.чоднл, тем громче чав кала под ногами лабза, зыбко пружиня, словно панцирная сетка, и в такт моим шагам качались худосочные лишайчатые кустики ракитника по бокам тропы. Вскоре я вспотел, от усталости начали дрожать коле ни,— мне казалось, что иду я все вре.мя в гору. Пройдя еще немного, я оглянулся и не увидел своих следов: их сразу же затягивала густая ржавая жижа — будто н не ступал здесь никто секунду назад,— и от всего этого мне стало как-то не" по себе, вспомнились Ахмедовы слова: «Ой-баяй, шибко плохой болото!» Но чем опаснее становился путь, тем сильнее тянула меня вперед непонятная сила: и я шел все быстрее, пока не провалился выше колен, почувствовав, как жадно и холодно схватила мои ноги гнилая няша. Я рванулся, с трудом выбрался на зыбкую кочку, и дальше шел уже беспрерывно проваливаясь,— будто снизу кто-то дергал меня за но ги,— шел, ничего не видя впереди, в каком-то безрассудном бреду, в лихорадочном ознобе. «Ничего,— бездумно бормотал я,— ничего, еще немножко, и...» Лабза действительно стала плотнее, увереннее; по бокам пошел высокий густой камыш, который нехотя, с жестяным шелестом рас ступался передо мной и снова упруго и плотно смыкался позади. Камыш кончился сразу, как обрубило, и впереди зеркально засиял небольшой плес чистой воды. ■ Я огляделся по сторонам. Место, как мне показалось, было удоб ным, чтобы постоять с ружьем на утином перелете. Отшагнув с плеса назад в камыши, я быстро стал делать скрадок, надломил верхушки ка мышинок у себя над головой, чтобы незаметным быть сверху, потом замаскировался спереди и с боков, и стал ждать, стоя по колено в воде. У меня все не проходил этот ранее незнакомый мне нервный озноб, я без причины суетился, а руки мои мелко дрожали. Я то и дело про верял, заряжено ли ружье, не подмокли ли в карманах запасные патро ны, шуршал камышом, умащиваясь поудобнее. Пото.м понял, что так дело не пойдет, и, чтобы отвлечься и успокоиться, стал прислушивать ся к болотным звукам. Сзади, в камышах, нто-то беспрерывно буль кало, пузырилось, будто, качали там воздух из-под воды, а издалека доносилось глухое, утробное чмоканье,— похоже, как если бы огромное жцвое существо вырывало то одну, то другую ногу из засасывающей
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2