Сибирские огни, 1984, № 7

на вольном воздухе, расстелил на травке брезентовый заскорузлый плащ, выложил на него черствые лепешки, кусочки вяленого мяса, желтый творог из овечьего молока,— что-то вроде брынзы. Потом сходил в избушку, переоделся в чистое. Нечасто, наверное, приходилось видеть ему людей и потому даже я, подросток, казался, видно, ему большим и почетным гостем. Мне он подставил вместо стула, перевернутое ведро, а сам грузно опустился на землю поджав под се- < я ноги калачиком. И когда садился, на широченной груди его, на ста­ ренькой белёсой гимнастерке, зазвенела добрая дюжина медалей. Ор­ денов почему-то не было — одни разноцветные медали. Он заметил мой пристальный взгляд, стукнул кулаком себя по гр у ­ ди, ощерил красную пасть: — Карашо? Когда у меня будет жена — кароший будет манисто... Я понял его, закивал. Казашки для украшения нашивают на свою одежду медные и серебряные монеты, пробив в них дырки. — Значит, я не зря на войну бегал,— добавил он. А мною снова обуяло это наивно-детское любопытство: как же он воевал, этакий богатырь? — Дядя Ахмед, за что тебе столько медалей надавали? — набрав­ шись храбрости, спросил я. — Кто не имеет жена, всем давали много,— опять улыбнулся он своей кровожадной улыбкой.— Девушка надо искать, жениться надо, подарок надо, калым... — Расскажи, дядя, какой-нибудь случай? Ну, на войне... за кото­ рый медаль тебе дали. Мы напились уже чаю, Ахмед достал из кармана кожаный кисет, заложил себе за нижнюю губу добрую щепоть табаку и стал сосать, ап­ петитно причмокивая. Он и без этого говорил косноязычно, а теперь’ его толстые неподатливые губы и вовсе с трудом вылепливали слова. И, чувствовал я, трудно ему говорить,— наверное, не легче, чем тот бы­ чиный 'ВОЗ с сеном везти. Он тяжко кряхтел, обливался потом и, прежде чем произнести слово, делал губы трубкой, будто собираясь на блюдечко с чаем подуть, но, наоборот, шумно втягивал в себя воздух, словно раз­ дувал что-то внутри, раскочегаривал себя, и только потом произносил нужное слово. — На обоза моя мал-мало служил,— рассказывал он хриплым клекочущим голосом.— Много дней моя не спал — ехай и ехай. К речке большой приехай и уснул. А там немца была... — На немецкую территорию заехал? — Ага. Я просыпался — немца на мене сидит, руки моя назад за­ вязывает. У-юй, больно! Я веревка порвал, немца бил кулаком. Ш иб ­ ко бил! — Убил немца? — Ага, убил... Немца прыгал на меня, кричал: «Рус Иван, капут!» Я ногой его бил. Шибко бил! — Два немца было? — Ага, два. • — Ты обоих убил? — Ага, убил... Немца меня хотел живого забрать. Потом стрелял сюда,— Ахмед притронулся ладонью к левому боку.— У-юй, больно! Я немца ловил, мал-мало давил и бросал... — Как бросал? — Так,— Ахмед встал, взял с земли чурбак, поднял его над голо­ вой и с силой швырнул прочь. — Куда бросал? — не отставал я. — В речка бросал. — Значит, немца было три? И всех ты убил? — Три, ага. Всех я убил... Я представил себе, что если бы действие разворачивалось так же медленно, как рассказывал теперь Ахмед, то богатырь вряд ли бы сдо- бровал против трех вооруженных немцев. Наверное, все произошло в