Сибирские огни, 1984, № 7

но такой же парнишка, как я. Он не только, как две, капли воды, похож на меня внешне, но, в одно и то же время и делает, и думает, и гово­ рит и чувствует так же, как я в данное мгновение. Он повторяет меня буквально во всем,— в каждом шаге, в каждом малейшем движении. Вот я сейчас сижу в конторе и составляю отчет. Значит, и мои двоиник на своей планете сидит сейчас в точно такой, как наша, конторе и подсчитывает заработанные трудодни точно таким же конопатым бал­ бесам, каковыми являются мои закадычные дружки братья Гайдабуры.ь<^^ Иногда мой двойник представляется мне так реально и явственно, что хочется на него свалить вину за свои промахи и ошибки. Кажется, вот я бы сделал тут так, но раз мой двойник делает это совсем по- другому, значит, и я невольно вынужден — нравится мне или нет, поступать и делать точно так же. Чертовщина какая-то! Я с горечью начинаю догадываться о своей ненормальности. Ну, действительно: почему я не такой, как все люди? Кто из мальчишек влюблялся в детском возрасте, когда еще, как го ­ ворят, материно молоко на губах ие обсохло? Вряд ли такие найдутся. Я же самым натуральным образом втюрился в детстве во взрослую ■ девку Тамарку Иванову. Или другое взять. Какой дурак вздумает разговаривать с лошадь­ ми, коровами, даже с какими-нибудь задрыпанными степными цветоч­ ками? Скажи кому — засмеют! Я же лишь недавно, взрослея, перестал жаловаться на судьбу или, наоборот, делиться своей радостью с бес­ словесными существами, опасаясь делиться с людьми, которые могут не так меня понять, начать смеяться. Ну, стишки, которые я до сих пор тайком пописываю, это другое дело. Я знал уже, что есть люди, которые занимаются этим странным делом всю жизнь, и даже деньги за стихи получают. Или взять эту затею со своим двойником. И ведь знаю, что глу­ пость, засорение мозгов, а отказат^>ся не могу. Неужели и двойник мой такой же дурак, как я? А может, наоборот, он дурак, а я нормальный, но вынужден делать разные глупости, поскольку полностью его копирую? '• Ну, а как у других людей, у других мальчишек? Может, и у них есть подобные вывихи,— чужая душа, говорят, потемки,— только никто никогда не признается в этом, так же, как вот и я оберегаю свои при­ чуды от постороннего вмешательства. В конторе скучно и одиноко. В пыльное оконное стекло бьются прилипчивые осенние мухи. Иногда только нарушит однообразие телефон. Этот черный ящичек, висящий на стене, кажется мне живым существом, каким-то злым и ехидным зверьком. В самый неожиданный миг, будто насмехаясь надо мной, он вдруг заливается звонкой трелью, и я не могу к этому привык­ нуть,— всякий раз пугаюсь и вздрагиваю. Потом вскакиваю из-за стола, хватаю трубку, словно секунда промедления решает мою' и чью-то дру­ гую судьбу. — Аллё, аллё!, В трубке что-то трещит, завывает, щелкает. Наконец издалека, как из-под земли, доносится глухой неразборчивый голос. Я. «аллёкаю», надрывая горло, и в трубке начинают проявляться слова, которые можно уже понять. Звонят чаще всего из центральной колхозной конторы, но случа­ ются звонки и из райцентра. Как-то утром позвонил председатель колхоза Глиевой. — Учетчик? Где та.м твой начальник? Дай-ка мне Гайдабуру!— донеслось до меня сквозь треск и противное повизгивание. Я сказал, что бригадйр, вместе с бабами возит с поля к ферме солому. . ^ — Так-таки сам и возит? — усомнился Глиевой.т-Правду говорят: дурная голова ни ногам, ни рукам покою не дает. Ну, да ладно. Найди- ка там сводку — сколько ваша бригада заложила силоса?