Сибирские огни, 1984, № 7
жал в горнице на низком топчане, или сидел в закутье, прямо на полу, на подстеленном потнике, и чеботарил: починял сапоги либо ^ботинки. Это когда был трезвый. Тогда он был угрюмый, неразговорчивый. Багро вое одутловатое лицо его выражало безмерную тоску. ’ Но трезвым Сашка бывал редко Моя бабушка Федора удивлялась: «Кажин день халкать — это где ж его, виниша-то, набраться? Это ж надо миллионером быть! Дворы-то в деревне уж все по сто раз опол зал, уж редко кто поддет ему во дворах-то...» >« Но) оказывается, Сашку спаивали не только сердобольные вдовы да сочувствудошие его горю мужички-фронтовички. Не только они. Как-то, придя к Гайдабурам, я застал Сашку за работой. Он спо ро ковырял шильцем, бойко постукивал чеботарным, с круглой, похо жей на свиной пятачок нашлепкой, молоточком, вбивая ^в спиртовую подошву ботинка деревянные гвоздики-шпильки. Со мной он поздоро вался приветливо,, мы даже поговорили маленько, вспомнили, как вместе кбгда.-то косили пшеницу на лобогрейке. И как только в раз говоре коснулись этого, Сашка сразу помрачнел, отбросил в сторону ботинок, отвернулся от меня Может быть, ему представилось, как при ходила к нам на полосу Тамарка, бывшая его жена, приносила обед. Он злобно зыркнул в мою сторону, а я шмыгнул к ребятишкам в горницу, от греха подальше. — Мать, подь сюда! — взревел Сашка за дверью. — Ну, шо тоби? — недовольно отозвалась тетка Мотря из сен цев.— Ш о базлаешь? — Налей! — крикнул Сашка. Скрипнула дверь, тетка зашла в избу. — Сашенька, сынок...— начала она умоляюше. — Бражки! — заорал Сашка. — Ты, мабудь, перемогнешь, Сашенька,— в ее голосе послышались слезы. — Ах, так? Ну, погоди! — угрожающе сказал Сашка. — Добре, добре, принесу. Тико один стаканчик, ладно? — испу ганно затараторила тетка Мотря. Она куда-то убежала, хлопнув дверью. — Зачем она его поит? — шёпотом спросил я у Василька. — Ты же знаешь: Сашку два раза вытаскивали из петли,— так же шепотом отозвался Василек.— Вот он теперь и пугает мать. Она спе циально для него делает бражку тайком от отца. - Вот такое у Гайдабуров нынче веселое житье. Но и эта беда — не беда. Заходя к ним, я нередко слышал, как тётка Мотря бранит мужа, дядю Якова. — Опять по дворам, як пес непутевый бегал? — спрашивает она, обычно после дядиного.«подворного обхода». — А шо ж робыть? Взяла бы да подменила меня. Кажуть, сучки всегда злее псов, может, у тебя лучше дело бы пошло,— неуклюже от шучивается дядя Яков. — Подменить?! Та я скорее сортиры чистить бы пошла, чем пид окнами, як нищему, каждое утро петь, людей на работу вымаливать! — Ну, Ты, это... Який такий нищий? — сердито кряхтит дядя, со гнувшись в три погибели и стягивая сапог.— Подмогни трошки! Мотря цепко хватается за сапог, упираясь, тянет из всей силы. Дя дя хитро щурится на нее: он, видать, нарочно придерживает сапог. — Тягни дюжее! — подгоняет он, и вдруг расслабляет ногу. Тет ка в обнимку с огромным сапогом кубарем летит на пол. — Це тебе за нищего! — хохочет Яков. Сапог летит в него, он насилу успевает отклонить голову. — Шоб тобьг разорвало! Шоб тоби очи повылазили! — сквозь сле зы кричит тетка Мотря.— Ты ж ще хуже нищего пид окнами да пид дверями у людей ползаешь! Бачила я, как ты тую сучку, Таскаиху, на 60
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2