Сибирские огни, 1984, № 7

Слышно было, как бригадир грузно поднялся, усмехнулся невесело: — Прощевайте покедова... — Д а ты постой,— остановила его мать,— ты прости, что я этак с тобой... не по-людски. Подумала, ты и впрямь чего затеял, особенно когда лапищами своими меня облапил. Вдовья ведь доля наша из­ вестна: как горох у дороги — кому не лень, тот и щипнет. Уж и на­ пугалась: думаю, один порядочный мужик был, да и тот... Да еще и ''при Сережке... Ты постой, Яков. Чую, все равно ведь ты не зря приходил. О чем поговорить-то хотел? , - Я ширкнул оселком по жалулитовки: мне и бежать дальше было уже неловко, и оставаться... Д а они, вроде, и не опасались меня, раз­ говаривали громко. — Ну, раз так, тади вот шо,—-замялся дядя Яков.— Давно спы- тать хотел у тебя, да все момент не подворачивался. Скажи, шо за че­ ловек вин был такой? — Кто? — Ну, этот... Как вы его кликали там... Живвдк. — А-а, Федор Михайлович. Так ты ж застал его в живых, видел сам не раз, разговаривал... — До ж из того, шо бачил. Шапошное знакомство. Надо было б поближе познакомиться дураку, да поздно спохватился.— Дядя Яков помолчал, смущенно откашлялся.— Що за душа была у этого челове­ ка, вот што ты мне скажи? — Да почему ты решил именно у меня о нем пытать? — опять, вроде, начала возмущаться мама. — Ну... люди кажут, ты ведь ближе других его знала,— робко настаивал дядя. — Люди наговорят, только уши развешивай,— сердито отозва­ лась мать.— И почему тебя интересует, какая у Федора Михайловича была душа? — Не серчай, Марья. Вачишь — не умею я разговаривать с людь­ ми. От всего сердца хочу, шоб все по-доброму, шоб меня поняли, а получается все наоборот. — А Федор Михайлович с людьми разговаривать умел,— как-то даже с вызовом сказала мама. — Вот я и пытаю: який такий секрет знал тот человек, шо люди его слушались, подчинялись ему, и не из страха, а из ^любви шли за ним в огонь и 3 воду? Только и слышу у себя за спинои вздохи: «Э-эх, был бы жив Живчик!» А ведь я ли не стараюсь, я ли не пекусь для людей? Последний кусок отдам, ни якой работы не чураюсь: и в кузие молотом, и в поле за плугом... Даже коровьи роды принимать научил­ ся. И все — как об стенку горохом. Нет — як об стенку л 0 ом. Это як же так понимать надо, га? — Завидуешь мертвому? — спросила мать. — Нет. Просто узнать бы мне треба, чем он человека мог взять, той Живчик. Поучиться бы — я мужик не гордый. — Ну, во-первых, умел разговаривать с людьми. А ты сам давича признался, что... — Хэк! Умел разговаривать! — перебил вдруг дядя.— Слышал, як он балакал' однажды с Мокрыной Коптевой. Она его матом, и он ее... А Мотрю, женку мою, кнутом раз чуть не огрел за такое дело: водичкн в молоко хотела подлить, шоб, значит, обязательство свое повышенное скорее выполнить. — И с тех-то пор невзлюбила твоя Мотря Федора Михайло­ вича, так? — Какое там! — в сердцах воскликнул дядя Яков.— Только про того Живчика и долдонит, в пример мне ставит: вот, мол, был гарный бригадир, не тебе чета. А про случай с молоком... Спасибо, говорит, ему, а то неизвестно, на якую кривую дорожку тая водичка .меня бы вывела...