Сибирские огни, 1984, № 7

Насытившись, я чурбаном откатываюсь от плаща с едой, навзничь ложусь на влажное топорщистое сено. И сразу начинают сладко ныть натруженные руки и ноги, я потягиваюсь с хрустом во всех суста­ вах,— «расту», как говорит мама. Луна стоит высоко. Она пошла уже на уиьерб,— сияющий диск словно бы чуток надкусан с правой стороны. И звезды на темном не­ бе,— чем дальше от луны, тем ярче. К осени они становятся крупнее и Скажутся влажными от росы. И в такие мгновения вдруг охватит тебя восторг, смешанный с языческим страхом,— перед неизведанной громад­ ностью вселенной. Во мне, зарождаясь из боязни, из сосущего холодка в груди, начи­ нает смутно звучать странная музыка, которая частенько посещает ме­ ня в последнее время. Но как, какими словами передать нахлынувшие чувства? Видимо, нет таких слов на языке человеческом, потому и не под силу стихами выразить то, что может, наверное, только музыка. В голове неуклюже бьются ломбноссвские строки из школьного учебника: Открылась бездна, звезд полна. Звездам числа нет, бездне — дна. Нет, не то... Слова-то, вроде, верные, а музыка,— «бездна дна»,— будто баба белье вальком колотит. Я лежу и вслушиваюсь в себя. Вернее, пытаюсь поймать свои раз­ розненные, сумбурные до дикости мысли. Вот, учили в школе: все су­ щее в мире состоит из молекул, атомов, нейтронов там, протонов и прочего. А не есть ли вся наша вселенная,— лишь одна-едынственная молекула? То есть и земной шар, и другие звезды — это всего лишь атомы, которые вертятся вокруг солнца-ядра. Почему б.ы и нет? А в целом вселенная наша — ну, или микрочастица в ноготке какого-нибудь непостижимо далекого и непомерно громадного Ванькп-шалопута? И си­ дит сейчас Ваня, и ковыряет тем ноготком у себя в носу... Я тихонько посмеялся этой своей глупости ы перевернулся на бок. Но ведь и мы, люди, состоим из молекул и а гомов,-думалось даль­ ше.— И, может быть, молекулы нашего тела — тоже целые вселенные для каких-то совсем уж непостижимо мелких живых существ^? Да и вообще: какое же это диво-дивное — человек! Вот съел я сейчас кра­ юху ржаного хлеба, свежий пупырчатый огурчик, н пища эта должна пройти во мне непостижимо сложные химические превращения, чтобы дать мне силу косить сено, дать возможность видеть и слышать мир, дать способность разговаривать и хоть как-то мыслить. Да, человек — это диво-дивное. А жить — это чудо из чудес. По­ чему ж тогда так разнятся люди, не всегда жалеют и берегут друг друга и почему не ценят каждое мгновение своей драгоценной жизни? ^ Передохнув, мы с мамой снова взялись за литовки. Луна скры­ лась, потемнело, но вскоре, на востоке стало зариться. Понизу потя­ нуло холодной сыростью, в перелеске завозились, взлаивая по-со­ бачьи со сна, сердитые вороны. Видно, кто-то их потревожил, они ста­ ли взлетать, заорали на всю округу. И правда: затрещали кусты, из леса на поляну вышел человек. По вяловатой, враскачку, по.ходке я издали признал дядю Якова Гайдабуру. Он направился к нам, осторохгно перешагивая валки ско­ шенной травы. < Доброе утро! Бог в помощь вам,— поприветствовал дядя и сразу же опустился на корточки, достал кисет, зашуршал спичками. — Бог-то бог, да сам не будь плох,— сказала мама. — Це так...— бригадир чиркнул спичку, жадно, всасывая щеки, затянулся.