Сибирские огни, 1984, № 7
силой полны слова, как будто сказанные вполголоса, в глубоком раздумье: Голубые ставенки. Улица светла. Журавель, поставленный Посреди села. Старый сруб колодезный Мохом пооброс. Голова журавушки Достает до звезд. Здесь соединяются Небо и земля... Место называется Родина моя. Родина у человека всегда одна, и пото му, как бы ни была прекрасна Сибирь, ее диковатая, буйная красота не сможет за слонить неяркое, далекое свечение плавной речушки Хмелевой, где поэт «освоил ис кусство плаванья в невеликих водах ее». Чувство Родины неотделимо от памяти сердца. Она вносит в поэзию В. Махалова ощущение судьбы. Это личное, свое не разменял поэт ни в угоду переменчивой мо де, ни в угоду географии места жительст ва. Оно дает право сказать о себе; «И долго долго буду слушать в настороженной ти шине свою ребяческую душу, еще звеня щую во мне». Свой путь... Это трудное дело, это боль шая ответственность. И главная трудность здесь, может быть, заключается в том, что бы на всем протяжении этого пути уровень лирического чувства не снижался. Задача такая, к сожалению, не всегда оказывает ся В. Махалову по плечу. Лирическое чув ство порой заметно тускнеет, уступая ме сто декларативности. Она же порождает ощущение накатанности поэтической мыс ли. И, случается, в разговоре с природой на «ты» у поэта не хватает новизны, тай ны. Дело здесь не в том, что такие испо ведальные беседы — традиционны, а в том, что поэтическая мысль как бы лежит на поверхности, холодна и назидательна: Мне ответит тихо речка: — Не хвали меня, не надо. Относись по-человечьи К этим взгорьям, к этим долам, К вольным птицам, К буйным травам. Будь счастливым и веселым. Не виновным будь, А правым! Все логично 'в этих строках — и идея, и мораль, и сам замысел. Беда в том, что эти мотивы, кочуя из стихотворения в стихо творение, не всегда наполнены чувством переживания, чувством личностным, сокро венным. Так получилось и в данном случае. Поэтический плуг проскользил по поверх ности, не затронув глубин бытия, реально го. И это — «Не виновным будь, а пра вым!» — не повернулось к читателю новой гранью, осталось лишь верным и правиль ным лозунгом. Подобные огрехи заметно снижают об щий уровень лирического чувства всего сборника. Однако хочется верить, что Стремление идти путем «наибольшего со противления» не оставит В. Махалова. Ведь он не старается перекричать «сует ливый шум стремительного времени» — лирический герой безыскусен, прост. В его образе — черты трудного, порой необжито го быта. Созидающая связь с реальностью, с основами человеческой жизнестойкости в лирике В. Махалова очень ощутима. Она не дает притупиться извечному человече скому беспокойству. Смотрю с тревогой и печалью В окно на желтые поля. О, если б все мы понимали. Что думает о нас земля. Н. КАРЛАГИН Татьяна Четверикова. Голубое окно. Стихи. Омское кн. изд-во, 1982. Сравнительно недавно в сибирской поэ тической рубрике появилось имя Татьяны Четвериковой, ею — с небольшим по вре-, мени интервалом — выпущены в Западно- Сибирском книжном издательстве две кни ги, которые быстро нашли своего читателя; поэтесса была удостоена премии Омского комсомола. И вот — третья ее книга, целиком состо ящая из новых стихов. Перед нами действительно цельная кни га, со страниц которой встает живой че ловек, личность — с ее непростой судьбой, с печалями и радостями, с утратами и по исками новых путей, с активной позицией в жизни. Свой монолог молодая героиня стихов Т. Четвериковой ведет честно, иск ренне. ничего не приукрашивая и не смяг чая. А в сочетании с лирическим даром эта искренность рождает ту неповторимую то нальность, которая и является нервом кни ги, ее «особннкой». Вот лишь некоторые иллюстрации,к ска занному, Много строк написано о детстве,- о той поре, что, словно костер на речном берегу, горит для нас всю жизнь, зовет в невозвратное. Но об этом, знакомом, Т. Четверикова пишет по-своему, просто и пронзительно: Свет золотой от раскидистых ветел — Больно смотреть мне. Чье же колечко на палец надену? Кануло детство. Мягкая, прозрачная акварель, на кото рой осень «пугливою лосихою' глядит из леса на людей», оказывается сопричастной состоянию человеческой души: ....осени легко ворожится На дым, на воду в поздний час, Как будто и она тревожитс.ч О том, что ожидает нас. Т. Четверикова не чурается и такого приема, как развернутая на все стихотво рение метафора, что однако не является для нее самоцелью, а продиктовано необ ходимостью выразить своеобразие мгно вения: Пролетело и выцвело лето. Лес осенним огнем опален, и на плечи тебе эполеты Возлагает растрепанный клен. Ты высоким пожалован чином. Осень милость явила тебе. Мы прошествуем важно и чинно По шуршащей чуть слышно тропе. Выйдем во поле. Ветер с разбегу Сдернет листья, и ты — рядовой. Но о чем сожалеть человеку Перед хлебом и под синевой?...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2