Сибирские огни, 1984, № 7
ле, ловкости, смелости решали в конечном счете кулаки старших братьев, и какой- нибудь сопливый Ванька Ямщиков, от; нюдь не отличавшийся ни силой, ни храб ростью, становился непобедимым, как Ка шей Бессмертный. Грубой неправоте и несправедливости улицы должна была противостоять школа. И в самом деле, Первая Учительница ге роя осталась в его памяти в ореоле доб роты и справедливости,, утверждающих равенство. И все же, пожалуй, самые жгучие стра ницы повести связаны с Неправотой, ко торая исходила от школы, то есть в пред ставлении ребенка— от общества, в ко тором он живет. «В кабинете директора царила тор жественная обстановка. Слева от окна, преданно сияя очками, стоял завуч. Спра ва нетерпеливо подрагивала коленкой ро зовая взволнованная пионервожатая. Похоже было, что меня собрались либо короновать, либо объявить вне закона. — Коля Самохин?— спросила директор и, не дождавшись моего ответа, строго повела бровью поочередно в стороны членов почетного караула.— Это очень хороший мальчик. Оч-чень, оч-чень хо роший... — Это тебе, Коля,— сказала директор, подвигая на край стола высокую стопку учебников.— Бери. Пионервожатая сорвалась с места, буд то только и ждала этого момента, под хватила книги и стала совать их в мои руки. — Бери, бёри!— шептала она.— Что же ты? Я неловко прижал к животу скособо чившуюся стопку. Пионервожатая отступила, и теперь они вместе с завуче.м одобрительно закивали мне и заулыбались... В общем, они на ме ня любовались, а я, как дурак, торчал' посреди кабинета, не зная, что же мне теперь делать. Директор — поскольку процедура на граждения закончилась — тоже, вьидать,. не знала, что делать дальше, и вроде бы начала поглядывать на меня с досадой:, долго ли, мол, он еще будет здесь пере минаться? Наконец, взгляд ее остановил ся на моей стриженой голове. — У тебя есть вошки?— спросила она. — Нет,— потупился я. — Ты можешь отрастить чубчик,— вздохнув, сказала директор». Я не поскупился, выписывая эту цита ту, потому что в ней особенно, на мой взгляд, сказалась художественная сила Николая Самохина, все-такй в высшей точке своего дарования он писатель-са тирик; гражданское негодование вдох новляет его, придает его слову плотность я жар. Вроде бы пока не произошло ни чего неприятного для героя, скорее, на против; но сколько проглядывает здесь лицемерия, лжи, фальши! И в самом деле, «возвышение» оказалось лишь платой за два воза угля, которые отвез директору отец героя... Вот такая несправедливость особенно опасна для нравственного мира ребенка, ибо она опирается на авторитет школы, общества — и разрушает этот ав торитет, а вместе с ним — убежденность и уверенность будущего гражданина. Через подобное зло и приходилось про биваться юному герою книги. Легко про вести связующую линию между «гры- жевиками» самохинского детства и наг лыми хамами его сатиры, между постыд ными срывами школьного воспитания и жалкой несостоятельностью в поведении «граждан», которую высмеивает он в‘ юмористических рассказах. В то Же время в «Где-то в городе, на окраине» нет ощущения одиночества. Многое помогает юному Самохину вести борьбу за себя: товарищи его игр, пер вая учительница, книги... Но более в # г о в том, что герой прорвался через свое детство, сохранив и развив в себе челове. ка и гражданина, он обязан своим ро дителям. Отцу здесь принадлежит скорее пас сивная роль; рисуя его в этой повести больше в ироническом свете, автор тем не менее глубоко благодарен ему за беско рыстие, за глубокое «равнодушие к выго де для себя», прошедшее через всю его жизнь. Тут даже не недостаточная обо ротистость в жйзви; тут упорное сопро тивление, последовательное отталкива ние всех счастливых случаев, которые са . ми плывут ему навстречу. На заводе, где даже мало-мальски грамотные люди были на вес золота, его умоляли пойти в шко лу мастеров — он отказался, стал простым коновозчиком, прогрохотав со своей теле гой по трем большим стройкам. На фрон те, обнаружив редкий дар стрелка, он не захотел, несмотря на уговоры, пойти в школу снайперов. Наконец, вернувшись с раздробленной рукой, он отверг все пред лагаемые ему ответственные должности, снова вернулся к лошади и телеге. Бодее всего он ценит свободу; и хотя за всем этим стоит хмурая, отрешенная погру женность в себя, рассеянное невнимание даже к судьбе близких (отец, например, постоянно ухитрялся забывать, в каком классе — а затем в каком институте — учится его сын) — все же герой благода рен отцу за то, что он не обре.менил его избытком честолюбия, не передал мар шальского жезла в солдатском ранце, не научил, как сам иногда мечтал в пья. ном оживлении, «спьихивать, сковыри вать и давать побоку». Активное гражданское начало воспи тала в герое мать. Прежде всего, глав, ной, прямой и ясной целью своего воспи тания— «минимальной», но в то же вре мя основополагающей, закладывающей краеугольный ка.мень социального облика человека; «Чтоб по тюрьмам не пошли». Для этого дела употреблялись и подруч. ные средства в виде ремня, мокрой тряп ки, бельевой веревки, калоши или вален ка, и мудрые педагогические приемы: так, она заставила ребят, подобравших чужой топорик, пережить все муки стыда, убе. дила, что они украли, заставила вернуть украденное. Это была не просто забота о будущем детей, но борьба за справед ливость, за общественные устои, более всего воплощенные в понятие «Советская власть без бюргакратов». О Советской власти она никому не да вала сказать худого слова. А с бюрокра.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2