Сибирские огни, 1984, № 7

в новых произведениях Самохина уси- . лилась автобиографичность, присущая его творчеству. Крупные произведения — «Рассказы о прежней жизни», «Где-то в городе, на окраине», «Сходить на войну», «Наследство»— представляют собою слож­ ное единство, звенья разворачивающейся цепи. Их анализ и сопоставление пред­ ставляет особый интерес, так как речь идет о направлении, которое сегодня я в . ' ляется главным в работе Самохина. Автобиографические произведения Ни­ колая Самохина связаны с мощным тече­ нием современной советской литературы, за которым, ' несмотря на бесчисленные возражения, так и закрепилось, уже, по- видимому, навсегда, имя «деревенская проза». Связь эта, однако, не одно­ значна, ибо повести Самохина остались вне данного течения, в чем-то пересе­ каясь, в чем-то полемизируя с ним. Непосредственным истоком «деревен­ ской прозы» была, как хорошо помнится, лирико-исповедная, во многом автобио­ графическая волна, когда ряд писате­ лей — а к ним затем стали присоединять­ ся все новые и новые — вдруг почувство­ вали неодолимое стремление вернуться художественной памятью к своим исто­ кам, к детству, к родителям и предкам, к родной избе, родной деревне,— к той жизни, где они сформировались как лич­ ности, но которая теперь на глазах раз- мыв&гтся, уходит в прошлое, и его необ­ ходимо удержать, увековечить, и сделать это могут только они и никто иной. Итоги этого возвращения теперь хоро­ шо известны: проза Василия Шукшина, Василия Белова, Валентина Распутина, Виктора Астафьева, Федора Абрамова, Сергея Залыгина, Евгения Носова и дру­ гих относится к числу тех перворазряд­ ных явлений русской литературы, кото­ рые изменили не только ее облик, но в немалой , степени и общественное созна­ ние в целом, наш взгляд на деревенское прошлое страны, на духовный облик и историческую роль крестьянина и крестьянства, на само понятие обществен­ ного деяния, которое, как мы теперь все ■ сознаем, должно опираться на историче­ скую память, на народные традиции, на бережную охрану культурных, нравствен­ ных и природных ценностей. Не удивительно, что столь сильная вол­ на захватила и Самохина, захватила, как он недавно сам признался, стихийно, да­ же вопреки его воле. Главным своим де­ лом он считал работу в «горячем цехе» публицистики и сатиры, и каждая повесть казалась лишь ..временным отступлением в прошлое, полностью исчерпывающим тему. Между тем, из первой повести родилась вторая, из второй третья и четвертая... Связанные одними и теми же мыслями, эпизодами, образами, они представляют собою идейно-художественное единство. Их объединяет прежде всего общая лири­ ко-исповедная рамка,— ощущение того, что понятие собственной личности все бо­ лее и более распространяется за пределы «сиюминутного» бытия, уходя в. . детство и даже еще дальше, до рождения—в ро- : 164 дителей, любовь к которым, по мере от­ даления, становится глубже, сердечнее, значительнее. В финале «Рассказов о прежней жизни» Самохин признается, что прежде не лю­ бил, когда говорили о его сходстве с от­ цом, теперь же, после его смерти, ему приятно сознавать это сходство. «Отчего это?— спрашивает он.— Может, потому, что у меня тоже подрастает сын, и я, желая видеть его лучше, умнее, удачливее отца, тайно надеюсь все же, что в чем-то он повторяет меня. Я хочу, чтобы малая частица меня переселилась в будущее, точно так же, как жил я когда-то в дру­ гих людях — давно, в том «отрицатель, ном» еще времени, «за нулевой отмет­ кой», как любит выражаться один мой ученый друг». В повести «Где-то в городе, на окра­ ине» описан вещий сон; деревенская реч­ ка его детства, где он родился и откуда его четырехмесячным ребенком увезли в город; Время от времени я вижу во сне какую-то речку. Беднее, уголок ее, всегда один и тот же. Сон этот цветной и неподвижный. Прямо от ног моих по­ лого сбегает к воде серебристый, словно прихваченный морозцем, песочек,’ редкий молочный туман стоит над темной водой, над двумя продолговатыми песчаными островками, проступающими на середине плеса; левее островков река сужается, берега становятся круче, и тихие, поче­ му-то сиреневые ветлы нависают там над водой. Картина эта так неправдоподобно красива, что сладкая боль всякий раз сжимает мне сердце». Несомненна связь этих лирических об­ разов и раздумий с деревенской прозой; несомненна также и некая их вторйчность, вводящая в строгую прозу Самохина чу­ жеродный для нее оттенок сентименталь- . ности. Как бы чувствуя, что порою не­ вольно соскальзывает в образах и инто­ нациях н а . проторенный путь, автор сам с присущим ему юмором подсмеивается над собой: «Сядем же в таратайку испо. ведальной прозы, взмахнем прутиком, причмокнем на лошадку памяти и отпра­ вимся в путь. Глядишь, и нам повезет. Глядишь, и на задке нашей таратайки, как знак, запрещающий обгон, затрепе­ щет со временем рецензия: «Несмотря на то, что в последние годы литература обо. гатилась рядом ярких произведений о детстве, писателю имярек удалось все же внести в эту тему свою неповторимую струю»... «Внести в эту тему свою неповтори­ мую струю» Николаю Самохину действи­ тельно удалось, только не в романтиче. ских образах «кровной связи» поколений или «реки детства», но в чем-то принци­ пиально ином. «Рассказы о прежней жизни» рисуют образ старой деревни, как он сложился в авторской памяти, сквозь призму вос­ поминаний — а, может быть, и фантазии отца. Образ рассказчика явственно при­ сутствует в повести, прьидавая ей . свое­ образный, полуреальный, полусказочный характер. «Жизнь эта,— говорит автор об отцовских рассказах о деревне,— в его описании получалась необыкновенно яд­ реной и сочной. Туманы там падали бе