Сибирские огни, 1984, № 7

строением разошлись, ребята и девушки по своим комнатам!»), если в это же время, в вестибюле этого же молодежного обще­ жития уютно устроильнсь три хулигана, ко­ торые вовсю разворачивают собственную «культурную программу»: пьют, реж утся. в подкидного дурака, вымогают у выходя­ щих покурить артистов деньги на выпивку («Вечер был, сверкали звезды»), И не только в безграничном нашем тер­ пения дело, но и в том, что у наглеца, как правило, находятся защитники. В расска­ зе «Вогнутый мениск» нахальная буфетчи­ ца прямо на глазах систематически недоли­ вает герою дорогой коньяк; а когда тот осмелился наконец запротестовать, то ока­ зался в постыдном одиночестве: пьяный мужичонка истово бормочет: «Тисснейший челаэк... тисснейший...», а двое «амбалов» в спортивных куртках с позором изгоня­ ют протестанта из буфета, так что «борец за справедливость» уходит кругом опле­ ванный... Хамство и наглость немногих есть прямой результат гражданской и нравст­ венной недоразвитости окружающих. Вот эта социальная т нравственная не­ доразвитость — пожалуй, главный психоло­ гический объект самохинской сатиры. Он даже в сравнительно добродушных своих юморесках показывает, как много еще в жизни мелкой и пустой суеты, мелких чувств, желаний, поступков —«пр'чзрачно- сти», как сказал бы Белинский. Все эти вовсе не злые Побойники, Левандовские, Мишкины, Яшкины в своих интересах и ценностях не так уж далеко ушльи от дя­ ди Саши, от Хронкжа, от молодцов в обще- житском вестибюле. Их неуемная жизнен­ ная энергия уходит бог знает на что; вре­ мя от времени их охватывает то зуд мелких квартирных склок или служебных интриг, когда они, блокируясь, поочередно объяв­ ляют бойкот друг другу, то страсть к д у­ рацким пари, как в рассказе «На спор», то приступы непреодолимой жадности к даровым или дешевым «благам». Но чаще всего в самой глубине активно­ сти суетливых самохинских героев оказы­ вается ее величество Бутылка, которая не­ изменно приводит в бурное движение все их физические и духовные силы. Здесь Са- мохин поьистине неистощим в сюжетных выдумках, в веселой и колючей игре. Бу­ тылка, извлеченная из земных недр во время прокладки водопроводной траншеи, пробуждает в строителях подлинно исследо­ вательский пафос, страсть к эксперименту: необходимо сравнить любимый напиток в прошлом и настоящем; работа забыта, идет бурная дискуссия, в ходе которой дядя Федя то и дело бегает в магазин («Полез­ ное ископаемое»). Бутылка оказывается на первом плане в самых, казалось бы, не подходящих местах: в заоблачной выси на авиалайнере, во вре­ мя культпохода в театр. Бутылка простую покупку шнурков превращает в сложную систему расчетов и сопоставлений, итог ко­ торой — вытрезвитель. Бутылка порожда. ет феноменальное явление природы по име­ ни Веня Левандовский, который ухитряет­ ся мгновенно напиваться, где угодно, даже отрезанный от всего мира на необитаемом острове. Духовный примитив, лежащий в основе личности этих героев, поистине универса­ лен; он захватывает т высшие проявления человеческого «я»— дружбу, любовь... Витька Изотов и Гошка Зямин по проз­ вищу Зяма в рассказе «Пыжиковое ухо» искренне считают себя друзьями; весь горь­ кий парадокс рассказа в том, что их отно­ шения — для них и впрямь дружба, на другую они не способны, да мм и не нужно другой. Вполне натурален и верен себе Зяма, когда сначала с недоумением смот­ рит на оторванное расшалившимся приятй-'' лем ухо своей щапки, а затем, осознав на­ конец происшедшее, начинает восстанав­ ливать справедливость, по-видимому, един­ ственным доступны.м для себя способом: с глубоко задумчивым видом он лупит приятеля в ухо, потом в другое ухо, по­ том в нос... Дружба, впрочем, выдержала и это нелегкое испытание; приятели сумели найти общий язык и примириться; Витька пришил Зяме ухо, а тот поставил ему все- разрешающие пол-литра. Правда, после то­ го, как чаша дружбы была распита, пота­ совка вспыхнула вновь — теперь уже из-за оторванного Зямой хлястика Витькиного пальто; но автор надеется, что все же по­ бедит опять-таки дружба... «Если Зяма пришьет хлястик. Л В«тька поставит- ему полбанки». Корни духовного примитива лежат, одна, ко, не только внутри человека, но и вне его. Самохин беспощадно высмеивает та­ кие знакомые нам всем явления, как бес­ хозяйственность под видом строгого плани­ рования. В рассказе «Время больших сне­ гопадов» герой проявляет «общественную» инициативу: по его просьбе бульдозерист за бутылку «красного» в одну минуту уби­ рает нелепый сугроб на остановке, из-за которого ожидающим приходится гнаться за пробегающим вперед троллейбусом. Но, оказывается, эта инициатива грубо наруши­ ла «планомерный ход событий», сугроб должны были полтора часа расчищать семь научных сотрудников с лопатами и кайлами; сорвано «мероприятие», по пово­ ду которого принималось решение, брались обязательства.. Тему пресловутого дефицита Самохин искусно обыгрывает в форме «научного объяснения», которое дается чему-то заве­ домо нелепому и бессмысленному. Так, в рассказе «Условный французский сапог» гость из провинции с карандашом в руках легко объясняет на примере своего горняц­ кого поселка непостижимую для горожан тайну: обилие дефицитных товаров на лю­ дях и продуктов на их-праздничных сто­ лах — и полное отсутствие их на магазин­ ных прилавках. Все, оказывается, зависит от разветвленной сети родственников и знакомых, которая разрастается вокруг каждого из работников торговли... В рассказе «Его хобби» создан образ не­ коего современного мага, доморощенного Фауста, с помощью . графиков и сложной вычислительной техники овладевшего да­ ром предсказывать непредсказуемое — ка­ кие товары, когда и на какой срок будут исчезать из торговой сети. Писатель актив­ но не приемлет «стихийность» в некоторых сферах жизни. Исследовать, осмеять в людях граждан­ скую неяораз-витость, несостоятельность их общественного поведения — такова главная