Сибирские огни, 1984, № 7

Симпатии и антипатии автора в общем определены, но не «выпирают», как и дру­ гие разного рода малоприятные явления нашеь! действительности, с которыми стал­ киваются путешественники. «Толя, Коля, Оля и Володя здесь бы­ ли»— не сатирическая повесть; элементы сатиры в ней— лишь специя, придающая жизни вкус и остроту. Может показаться даже, что здесь все дело только в живости подробностей, в авторском удовольствии вести бесхитростный, веселый рассказ о действительно происшедшем, удовольствии. Сполна передающемся нам, читателям, Н. Самохин не случайно, говоря о себе, вспомнил о Ходже Насреядине; не на гор­ дом скакуне проблемной прозы, а на скром­ ном «ишаке» ни на что не претендующей юмористики он въехал в высокую область художественного. Что такое художественность? Определе­ ний — тьма, но каждый раз приходится вновь осмысливать это понятие примени­ тельно к личности автора. И все же суть ее, пожалуй, одна для всех жанров, для всех творцов, для всех видов искусства. Ее основа— любовь к жизни, к ее глубин­ ной сущности, проявляющейся в вещест­ венной оболочке, умение чувствовать ее неповторимость, единственность абсолют­ ную, нерасчлененную, первичную ценность, ее таинственный смысл и так и не объясни­ мый'до конца дар пробиваться к этому смыслу, овеществлять его в словах, фор­ мах, движениях, красках, материале самой жизни — тем самым освещая внутренним светом существование каждого из нас, уча нас, как говорил Лев Толстой, «полюблять жизнь». Юмор, смех, комизм... Это начало худо­ жественного постижения жизни сейчас не­ дооценивается; пора вспомнить вслед за Гоголем о том, что «смех значительней и глубже, чем о кем думают». Смех, порож­ даемый поэтическим произведением. Иду­ щий, по выражению Белинского, от писа­ тельского «умения видеть вещи в настоя­ щем виде, схватывать их характеристиче­ ские черты», есть прямая, всеобщая, непо­ средственная реакция на правду жизни, запечатленной художником; это верный признак того, что ему удалось пробудить читателя, вызвать ответную эмоциональ­ ную волну, всколыхнуть в нем и эстетиче­ ское, И нравственное чувство, очистить, просветить его духовный мир. Ибо смех,’ как писал Гоголь, «излетает из светлой природы человека,— излетает из нее пото­ му, что. на дне ее заключен вечно бьющий родник его, который углубляет предмет, заставляет выступить ярко то, что просколь­ знуло бы, без проницающей силы которого мелочь и пустота жизни не испугала бы так душу». Природа самохинского юмора глубока и светла; он воплощает в себе прежде все­ го любовь и интерес к нашей жизни, увле­ ченность ею — любовь зрячую, увлечен­ ность не безоглядную — но тем не менее неподдельную, истинную. Изъяны, недос­ татки окружающего его мира хорошо вид­ ны художнику, но в целом этот мир «узна­ ется, принимается и приветствуется»; Са- мохину радостно видеть его в кипучем движении, полром на каждом шагу не­ ожиданных и веселых причуд; он нахо-дит в этом непрерывное -опровержение всякого' рода заданности, в борьбе с которой оформ­ лялся его талант. Юмор его отражает так­ же настроение общества в определенный момент его развития. «Материалист» Са- .мохин, вслед за Маяковским, склонен весь­ ма серьезно относиться к радостным пере­ менам, наступившим в быту людей, столь­ ко натерпевшихся в прошлом. Смех Само- хина здесь весел и беззлобен, жизнь идет к лучшему, и перемены, в общем, радуют..'. Не везде, однако, и не всегда. Само по себе улучшение быта, как известно, не ре­ шило всех проблем; мало оказалось выбро­ сить старую мебель; в новые дома пере­ селились вместе с людьми старые из'ьяны, стали проявляться и новые. Радующая и вдохновляющая Самохина-юмориста не­ ожиданность и непредсказуемость движе­ ния жизни нередко оборачивается уродли­ вым и болезненным, чувствительно бьющим по паганелевскому оптимизму, по крае­ угольным предпосылкам добра и гуман­ ности. И здесь писателю трудно сохранить «чувства добрые»; его ирония становится язвительной и гневной, а юмор все чаще превращается в сатиру — в смех едкий, уничтожающий. Впрочем, у Самохина трудно бывает отделить одно от другого; безобидная шут­ ка переходит в желчную сатиру как-то сама собой, незаметно для читателя. Так происходит, например, в рассказе «Как стать здоровым». Некто Н-сков Федор Л а­ заревич шлет в газету письмо, полное не­ доумения; он обескуражен, главные устои его бытия поколеблены. Истово и серьезно он привык доверять науке, печатному сло­ ву, доверять прежде всего в том, что яв­ ляется самым существенным и важным для него,— в вопросах собственного здоровья. Автор письма не без гордости сообщает, что он вот уже восьмой год неуклонно вы­ полняет все медицинские предписания ко­ торые печатает газета. И все это время, «ходя пешком, стоя на голове и пья носом воду», он наблюдает за своим соседом Петром Саввовичем Хронюко.м, который абсолютно ничего не соблюдает: зарядку не делает, пешком не ходит, а разч.езжает на собственной «Волге», ест преимущест­ венно свинину... По всем законам медици­ ны он должен бы ноги протянуть, а вместо этого «здоровеет и здородеет, и такой стал, извиняюсь, хряк, что об него кирпичи ломать можно». И вот тут-то главная за­ гвоздка для автора письма: «...Если пресса точно нас информирует, а не уводит с ка­ кой-то целью в сторону, то» почему тогда подобные Хронюки здоровеют и никакая зараза их не берет?» Дело, однако, не только в медицине. Здоровенный Хронюк. игнорирует и иные, вовсе не медицинские нормы и предписания; он вообще не желает жить по правилам. Походя мы узнаем, что свою любимую «Волгу» Хронюк «собрал» из двух списан­ ных мотоциклов в подведомсЛенной ему мастерской; что ремонтирует ее слесарь из той же мастерской за поллитра или «за так», что свинину он покупает по твердой государственной. цене в совхозе, где рабо­ тает его шурин... Явственно проступают черты нынешнего пробивного добытчика, умеющего жить доставалы, который дер­ жится уверенно, вызывающе; это, а не