Сибирские огни, 1984, № 7
,нина, конкретнее, обитателя нашего Ново сибирска, приметы которого — его улицы, парки, центр и Академгородок, его суровую зиму и жаркое лето, его нравы и обы чаи — мы встречаем на, каждом шагу; здесь Самохин почти документально точен. ■ Его герои живут, сталкиваются с теми же проблемами, что и все мы; мы постоян но узнаем себя, окружающий нас мир и в мелочах, и в существенном. Персонажи его рассказов заполняют знакомые нам улицы, общественный транспорт, магазины, ста дионы, базары, столовые, буфеты, пирожко вые, поликлиники, редакцйи, стройки, кон торы; они толпятся у пивных киосков или на троллейбусных остановках. Герои Самохина ходят в гости, устраи вают вечеринки, делают покупки, переез жают на новые квартиры, ремонтируют их, трудятся на дачных участках, ездят отды хать на южные курорты или за границу, охотятся, ходят в турпоходы, смотрят те левизор, посещают театр и кино, лечатся, ухаживают, женятся, разводятся... «Ближние страны», знакомый мир,— Н. Самохин еще более подчеркивает это, «циклизируя» ряд своих рассказов, превра щая их в замкнутый, цельный мирок со сквозными, переходящими из рассказа в рассказ персонажами, окружающими ав- : торское «я», его «спутниками жизни»; среди н и х— бойкий и деятельный Миша Побойник, суровый Семен Разгоняев, крот кий и терпеливый Веня Левандовский, «интеллектуал» Жора Виноградов, «совре менная женщина» Люся Паникоровская, менее индивидуализированные, «взаимоза меняемые», но характерные Машкин, Миш кин, Гришкин, Яшкин... И, конечно, сам автор, то условный, то биографически кон кретизированный, но всегда —«один из нас», такой же, как все, горожаньин, живу щий общими нашими заботами. Такой же — и не такой; при всем подо бии нашему, мир рассказов Самохина худо жественно сотворен, открыт заново. Ранние юморески Самохина обыгрывают самые простые, элементарные, будничные ситуации, в них писатель усиливает ка кую-либо несообразность в действии, в по ведении людей, на первый взгляд нелепую, бессмысленную — и тем не менее живую, знакомую, характерную. Папа за обедом воспитывает сына, вну шает ему, что если он не будет есть, то не вырастет, с этой целью он сочиняет байку о сотруднике, который так и остался ма леньким и вместо папиросы сосет в кабине те соску; при этом он так увлекается, что, вконец забыв о воспитании, возмущенно кричит жене: «Ты что, не веришь? Что ты мне подмигиваешь? Я говорю — сосет!» («Воспитательный момент»). Особенно непостижимы людские порывы в броуновском движении массы, кипящей на улицах, скученной в транспорте, в оче редях, в компаниях. Для удобства пеше ходов построен подземный переход; однако никто не желает спускаться в него, все предпочитают перебегать улицу перед мчащимися машинами, но стоило закрыть переход на ремонт, как вся толпа, сметая преграды, устремляется в тоннель («Тон нель»), Молодым сибирякам, едущим на отдых I из миллионного современного города. противно и стыдно слушать надоевшиее сте реотипное вранье о Сибири: мол, глушь, медведи, .ацга дремучая, но тщетно пы таются они отстоять правду; люди их не слушают, они жаждут экзотики, и, уступая коллективному давлению, «правдолюбцы» сначала замолкают, а затем неожиданно для себя сами' включаются в игру по на вязанным им правилам — начинают врать о белых и бурых медведях, бродящих вок руг дома («Только правда»). Человек побывал в Болгарии, друг ж аж дет послушать о «загранице», собирает гостей, в том числе собственного начальни ка. Приглашенный озабочен, он готовится, пишет тезисы, бормочет болгарские слова. Но, оказалось, напрасно: ему и рта. не дали раскрыть. Вечер стихийно катится по дав но проложенной дорожке: выпивка, закус ка, телевизор, «Летят у-утки!», а в проме жутках, в застольном разговоре никто не хочет слушать, каждый торопится поведать о своем... Так и не услышав ни слова о Болгарии и, главное, не заметив этого, все расстаются, донельзя довольные и благо дарные «иностранцу» («Приглашение на иностранца»), - Тут вроде нет ни важных событий, ни даже актуальных общественных проблем, которые Самохин сатгарически заостряет в других своих миниатюрах; «Колумб по вседневности» просто наблюдает за окру жающим его миром, делает маленькие открытия, схватывая характерные черты; и это для него важнее и интереснее всего. Отправляя читателя в далекое путешест вие вместе с героями повести «Толя, Коля, Оля и Володя здесь были», Самохин откры то смеется над всякой экзотикой и приклю чениями. Выйдя к тихоокеанскому побе режью, странники на миг почувствовали се бя одинокими и затерянными во Вселенной; им стало вдруг холодно и жутко... Но оце пенение .длилось недолго: за спиною у них, как оказалось, уже давно маячил серди тый дядька в грязно-белой рубахе навы пуск и с лопатой в руках. «Ну шо?— гроз но спросил он.— Так и будем топтать картошку?»... Дядя Коля возмущен, но та кое положение вполне устраивает писателя Николая Самохина; «знакомое» для него куда увлекательнее. На катере в Японском море палубу вдруг накрывает волной. «— Спасайте де тей и женщин!— страшным голосом закри чал дядя Коля. ...Первым спас ребенка Па- ганель. Его припечатало к переборке и пря мо в объятия заплеснуло одного из коно патых пацанов. Паганелю не за что было ухватиться руками— и он спас мальчиш ку. Следом, подталкиваемая волной, мелко просеменила бабушка с вязаньем. Пага- нель спас и бабушку». Вскоре выяснилось, что таким невежливым способом матросы прогоняют пассажиров с палубы: «Завсег да так делаем!» Приключение оказалрсь мнимым, зато «высокая культура обслузки- вания»— живой реальностью. Как и девуш ка в справочном бюро: «— Рейсов нет и неизвестно».—«Что именно неизвестно?»— попытался уяснить Паганель.—«Ничего не известно»,—сказала девушка». Как и темпераментная д а м а— метрдотель в гос тиничном ресторане, до глубины луши воз мущенная тем, что ей приходится обслу живать не понравившихся ей клиентов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2