Сибирские огни, 1984, № 7

и быть наготове к выстугтлёнию против всех врагов по первому призыву вашего пар­ тийного комитета». Иван Николаевич протянул прямо со сцены в первый ряд, где сидела Елена, наказ Иркутского комитета. Пока Кудрявцев со сцены отвечал на вопросы, собрался партийный комитет. Кроме членов комитета, здесь были Пестун, Буров, Фещенко, Ветринский, еще несколь­ ко человек. — Товарищи!— обратилась Елена к собравшимся,— Мы должны закрепить се-', годняшнюю победу на митинге. У кого какие соображения? — Срочно создавать рабочие дружины. И вооружать!— сказал Василий Буров. — Теперь они сами видят, что за спина.ми рабочих ни черта у них не получит­ ся!— Пестун говорил азартно.— Я завтра — в батальон. Хоть немного у них боезапа­ са — нам пригодится! В кабинет, где собрался партийный комитет, шагнул Иван Кудрявцев: — Разошлись! Готовы всю ночь митинговать. Я на рудники. Начнем сколачи­ вать шахтерские комитеты. А здесь надо штаб рабочих дружин создавать. Надо пар­ тийному комитету иметь свою военную организацию. — Вот правильно!— подхватила Елена.— Здешним политпентровпам с их ба­ тальоном надо противопоставить свой военный штаб. Командир нужен. — Так командир уже есть!— Павел Иванович Персиков стиснул плечо сидящего рядо.м Бурова.— Хорошую науку прошел у партизан! Василия Бурова единогласно избрали командиром штаба шахтерских дружин. В последнюю декабрьскую ночь в дом Бердниковых кто-то громко, нетерпеливо постучал. Василий Макарович вышел в сени. — Откройте! Красные! Он распахнул, дверь. За порогом стоял молоденький красноармеец. — Можно погреться?— сурово спросил он. — Проходи, проходи!— дрогнувшим голосом позвала Евдокия Михайловна. Красноармеец снял в кухне шинель, шапку: короткие волосы вились на затылке, гимнастерка и галифе были великоваты. — Господи! Это же Вера!— б]зосилась к дочери Евдокия Михайловна. За несколько дней до прихода Красной Армии Томская подпольная партийная организация подняла восстание и освободила политических заключенных. В тюрьме Вера дважды переболела тифом. Ее обстригли. После освобождения помогала сани­ тарам развозить тифозных больных по «заразным баракам». И вот, после семнадца­ ти месяцев тюрьмы,, вернулась домой! ((Эшелон смерти» Морозно скрипят заиндевелые стены теплушек. Сквозняк перевеивает сухой снег около задвинутой двери. Женщины, кто в старой шинели, кто в вытертом полушубке, в солдатских бо­ тинках или дырявых пимах, жмутся друг к другу на нарах. Александра Владимировна Померанцева среди них — старшая. Не старая — сорок восемь лет, но, наверное, это конец ее жизни и конец жизни ее подруг — двад­ цати- и тридцатилетних... В марте 19 19 года в Красноярске генерал-каратель Розанов отдал приказ: «На­ чальникам гарнизонов вверенных мне городов района приказываю: содержащихся в тюрьме большевиков и разбойников считать заложниками... за каждое преступление, совершенное в данном районе, расстреливать из местных заложников от трех до двад­ цати человек...». И начались страшные ночи, когда из камер выводили по десять-пят- падцать человек и часто расстреливали прямо в тюремном дворе. Уже не один эшелон с арестованными ушел из Красноярской тюрьмы на восток, на расправу к атаману Семенову. Недаром эти поезда называли «эшелонами смерти». Декабрьской ночью двадцать четыре женщины и двести мужчин вывели во двор Красноярской тюрьмы, погрузили в теплушки... Скрипят стены теплушки, стучат о рельсы колеса, а девушки поют: «Сбейте оковы, дайте мне волю, я научу вас свободу любить...». На остановках умолкают, прислушив'аЮтся,'все-такй надеются на чудо. Померанцева понимает, что она уже