Сибирские огни, 1984, № 7

кладывать было нельзя. Она хотела сама посмотреть, понять, что можно ждать от этого человека. Эсерам и меньшевикам она не верила. Но Хороших водил знакомст­ ва с «австрийцами» — так называли в Сибири военнопленных, говорят, даже помог кому-то бежать из плена. Смуглый, невысокий, коренастый, с большой родинкой на левом виске и насто. рсженными темными глазами прапорщик поднялся навстречу Елене. — Здравствуйте,— твердо сказала Елена.— Я представитель большевиков.. Яриехала из Иркутска... Нам сообщили, что три дня назад Виноградов арестовал ста рых шахтеров Персикова, Мадеса и молодую работницу Зинаиду Рудых. Арест неза конный. Ничего предосудительного даже по колчаковским законам эти люди не совер шали. Колчаковцы, чувствуя свой конец, готовы погубить ни в чем неповинных людей Мы с вами представители разных партий. Но ни нам — большевикам, ни вам — эсерам не безразлична судьба рабочих и дело революции... Елена внимательно следила за настороженным выражением лица прапорщика. — Прошу садиться,— он указал на стул.— Я согласен, что дело революции для нас не безразлично, но почему я должен защищать неизвестных мне рабочих? Время военное... — Извините,— перебила его Елена, не обращая внимания на приглашение са­ диться.— Я пришла к вам не обмениваться истинами, вроде «время военное». Мне не просто было к вам прийти. Мои товарищи знают, что я у вас. А вы знаете, что Колчак бежит из Сибири. Его гонит Красная Армия. Так что время у нас с вами не просто военное, а революционное, и сейчас каждый наш поступок оценивает революция. Или вы ждете в своей казарме Колчака и побежите вместе с ним под защиту японских шты- ' ков? — Нет, я не побегу,— тоже стоя за столом, хмуро ответил прапорщик.— Я жду приказа от Политцентра. — Понятно,— сказала Елена.— Ваш Политцентр рабочих защищать не станет. Насколько мне известно, Политцентр уже присылал сюда своего представителя, кото­ рый вскоре вернулся в Иркутск и доложил, что рабочие организации в Черемхово ра­ зогнаны, что с рабочими никакой связи установить невозможно. Сплошное вранье. Надеюсь, меня не задержат в вашей казарме? Когда Елена собиралась к прапорщику, она, конечно, не надеялась, что он тут же примется хлопотать за арестованных. Но она рассчитывала или на большее пони­ мание, или на открытую враждебность. Не оказалоь-з ни того, ни другого. Через два дня Мадес и Персиков были освобождены. Значит, не зря ходила! Зи­ ну Рудых — она нигде не работала — Виноградов из тюрьмы не выпускал. Но и рас­ правиться с ней теперь было труднее. Видно, мало чего вынюхал колчаковский пес.» «Недоворот» Двадцатого декабря в шесть часов утра, как обычно, раздался гудок Щелку- новского завода. Прошла минута, прошло десять, а надтреснутый, сердитый гудок все еще разносился над домишками и бараками, над занесенными снегом террикона­ ми и черными от угольной пыли шахтными дворами. Часа через два в домике у эстакады началось экстренное собрание большевиков. Елена сообщила, что ночью солдаты и офицеры 17 батальона во главе с прапорщиком Хороших арестовали колчаковскую власть: начальника станции, начальника милиции Виноградова — он прятался в доме заводского доктора. Эсерами захвачен телеграф, снят колчаковский караул у тюрьмы. — Эх, прозевали мы! — крикнул горячий Юзеф Дукальский. Кое-кто поддержал его, но Елена сказала: — За спровоцированное эсерами и меньшевиками преждевременное восстание во Владивостоке поплатились рабочие, а главари восстания отделались легким испугом. Нельзя допустить подобной трагедии у нас. Мы должны немедленно оповестить рабочие дружины и пятерки — никаких выступлений до приказа комитета. Еще не наступил рассвет, когда командиры пятерок разошлись по своим местам. Юзеф Дукальский, Иннокентий Ветринский и несколько человек из рабочей дружины, отправились к тюрьме — им комитет поручил освободить политических заключенных.