Сибирские огни, 1984, № 6

Сёрой мышью, без шороха, треска подходил обычно Володя Руль- мастер к калитке Пеи-Хомячихи и нередко пугал ее тем, что являлся внезапно. Алчная богатейка последнее время стала всего бояться; по- нахлынули в Кудрине всякие-разные, того и гля^и обворуют! Есть, по­ ди, среди «их ухорезы, мошенники, не все же приехали нефть добывать, город строить. Вот к Винадоре, соседке, уже и залазили, да у той нече­ го брать. И Пея боялась, укрепила замки и засовы, вилы в избу занес­ ла, пос’гавила их у порога, чтобы, если уж что,— проткнуть злодея на месте, а там потом пусть разбираются. На улице Пею можно было увидеть лишь днем. С наступлением сумерек она исчезала, улетучива­ лась: даже голоса во дворе не было слышно. Летом стадо коров пасут допоздна, а в то лето пастух старадся особенно: миром сыскали доброго, не запойного— взял он сто с ли1иним буренок за пятьсот рублей в месяц. Вот стадо пришло, коровы с сытым мычанием расходятся по дво­ рам в ожидании теплого пойла. То здесь, то там слышатся ласковые голоса хозяек, гремят подойники, брызжет звонкими, пенными струями молоко. Через короткое время можно идти за цельным, парным. Но — только не к Пое: свссих покупателей она принимает* не ранее, чем через час после дойки. • Володя Рульмастер поэтому и не спешил взять свою кринку «про­ пущенного» и к Лее являлся последним. Да и куда было ему торопить­ ся, пенсионеру, одинокому мужцчку! Однако и слишком запаздывать тоже не следовало. Закроется, и тогда ей стучи, не стучи — бесполезно. Один раз Володя пришел поздняком — заперто. Тарабанил в калитку, перелез через изгородь — в ставни стучал. Глухо было и немо. Собака’ Моряк (Марашка), лает взахлеб, носится с угла на,угол по двору, звя­ кает цепью по туго натянутой проволоке, а Хомячиха будто не слышит. Мертвый дом, да и только... ■ Иногда, не достучавшись вечером,, Володя Рульмастер являлся к своей молочнице утром. Сияет солнце, греются, рассевшиеся по топо­ лям, воробьи, горланит петух у Пей в курятнике, роса блестит на траве, Пея бухает ведрами, что-то под нос бормочет себе: в этот .рассветный час она никого не боится. Но калитка так и заперта наглухо изнутри, щеколда так упрятана, заделана, что снаружи рукой не достать. Воло­ дя стучится. — Это я, Пелагея Мартыновна,— отвечает Рульмастер и из чуда­ чества опускает руки по швам, держа в одной кринку. — Тоды постой... — Стою, хошь, дой,— в тон ей, но тихо-тихо отвечает Володя и во весь рот улыбается, щуря глаза под стеклами сильных очков. Пее нравится, когда ее «навеличивают», и Володя Рульмастер в числе тех немногих, кто обращается так к старухе, не называет ее ни теткой, ни бабкой, а именно — Пелагеей Мартыновной. Пея довольна но напускает на себя строгость, важность. — Вовремя надо ходить-то. Я больная, бессонницей мучаюсь Толь­ ко с таблеткой сонной и смыкаю глаза. А засну, т^о уж как камень Сту­ ч и , стреляй— не поднимешь! ‘ •’^ Она идет отпирать, калитку, а Володя Ру^ 1 ьмастер тоже надумал потешиться, поломаться. , ИДУМЙ.Ы1Ш — Моряк-то на привязи ли? — Сидит на цепи... — А то я боюсь. Больно злая собака у вас, злее всех собак в Куд­ рине. Как бы штанов не порвал! Мэрашка мой злой, ох злой!— соглашается Пея. За калиткой Володя Рульмастер корчится от тихогосмеха Моряк — , такой безобидный пес, что ему хоть палец в рот суй — не укусит Всего б е с п у т " " ' набившейся в ноздри м о ^ и да лаять Жизнь у Пеи-Хомячихи была размеренной, раз навсегда завеирн НОИ. Дне» „„а „а колодца воду таскает*; корм’ит^.