Сибирские огни, 1984, № 6

лекие трудные годы ови 'гутч'бёястйовали," «ан .ели туряюнс!! ша поле:— животы раздувало, а сытости от этого не прибавлялось. Подростком пошел он работать на мельницу, чтобы «при хлебе быть». Мельница стояла на Чузике, неподалеку от Шерстобитова. Многие окрестные колхозы йозили туда зерно на размол. Та мельница тогда чуть не стои­ ла жизни Савушкину. Мололи по поздней осени — с молотьбой запоз­ дали. Мельник послал Хрисанфа Мефодьевича ночью закрыть на мель­ нице ставню, а он сорвался и его потянуло в русло... На стояке подбо­ родком повис — это и спасло. А так — затянуло бы под колесо и про­ щай, белый свет!.. Дорога тянулась длинная, скрипели сани, а он думал о пище, о том, как и что бу.^ет варить на ужин. Любил он отварную губу соха­ того (какой охотник-таежник откажется от нее), но возиться с губой некогда. Губу лося надо палить на огне, мыть, скоблить, долго отмачи­ вать, да и варится она не скоро в соленой воде со специями. Если все это проделать, то получится не просто еда, а дивное лакомство: упру­ гое, жирное, студенистое, ароматное— с нежными хрящиками. Ломоть отварной лосиной губы да краюху черного хлеба'с луковицей — и бод­ рости, силы хватит на целый день. Губа лося и горячая хороша, но хо­ лодная— лучше... Еще сладок, нежен язык у сохатого. С говяжьим не сравнишь. -А грудинка, когда упреет в котле на плите! А печень сы­ рая— с пёрцем и солью! Все это — одно объедение, мечта. Даже те, кто впервые сырую печенку лося попробуют и вначале испытывают* некото­ рую робость, боязнь тошноты, потом говорят: а действительно вкусно, ни с чем не сравнимо, можно язык проглотить... Вот печенку сегодня Савушкин и отведает, как только придет в зимовье, подкрепит ею свои ослабевшие силы, а уж после станет плиту растоплять. А там, че­ рез час-полтора, поспеет порубленная на мелкие кусочки грудинка, язык, положенный упревать целиком. Язык он завтра возьмет с собой на дорогу... Подступивший голод, мысль о конце пути и вкусной еде мало-по­ малу смирили его, отодвигали куда-то вглубь печаль о погибшей соба­ ке. Сползала горечь с души, таяла постепенно. Да и что проку в том, что он будет страдать, горевать! Этим делу не поможешь. И то надо в соображение принять, о чем говорил когда-то покойный отец: «Перст судьбы указует». Вот и выходит, что указал он нынче Хрисанфу Ме- фодьеричу, наслал на него новые испытания... Заплетаясь ногами, пофыркивая. Соловый, тянул воз из последних сил. Скрипели полозья, темнела дорога, черным, угрюмым становился залегший по окраине неба лес. Уже давно они вышли на поле, а казалось, что ему все нет конца. Предстояло еще версты две пути, но какими же долгими казались они Хрисанфу Мефодьевичу. Он то и дело сбивался с колеи в сторону, оступался и тут же увязал по колено в сугробе, в рыхлом, еще не сле­ жавшемся снегу. Натруженные колени гудели и подсекались. В такие часы со злом думалось о тайге, о том. что она насылает на человека мучения, заставляет его то мокнуть, то мерзнуть, то обливаться потом. И провалилась бы к черту охота с ее муками, тяжестью, огорчениями! Но сколько он ни ругал эту каторгу, таежные дебри, они после звали его вновь и вновь, звали отдохнувшего, утолившего голод: приходило с необоримою силой все прежнее — страсть, влечение к погоне за зве­ рем, желаниё разобраться в самых замысловатых следах, выследить и вернуться с добычей. Так было с ним тысячи раз. И так будет завтра. Если охота — муки, то муки сладкие... Знакомый кедр-одиночка, стоявший от зимовья метрах в ста, могу­ че'затемнел на небосклоне сплошным пятном— так густы были’ ветви его. Соловый пошел веселей, и Савушкин приободрился, перевел вздох. Сколько бодрости вселяет в уставшего путника этот миг — увидеть родное жилье после многих мучений!. — Поживей, поживей двигай мослами-то! Сено с овсом небось близко!— проговорил хозяин, обращаясь к коню.— Стареем с тобой 48