Сибирские огни, 1984, № 6
55^ить — и все тут. .Снам верить, так и дела пЬЗйбытб.'О'днакб Мотька хотел объяснить себе сегодняшний сон. Ожогин вспоминал часто, что был он у матери самым любимым. Перед тем, как им перебраться с сестрой в Кудрино, Мотька ходил на кладбище — покрасил ограду, поправил могилку. Может быть, в бла годарность за это явилась ему мать во сне? ' ■ Любовь Ефросинии Ефимовны к сыну была просто какой-то бо лезненной. Говорила она с ним медоточиво до приторности, убаюкива ла сладкой певучей речью. Никто, кроме милого Мотеньки, не допу скался к ее сердцу, никто не был обласкан так, как он. Ефросиния Ефи мовна подносила ему паровые котлетки из курочки.., О них Мотька и в Кудрине губы облизывал... Тетка Винадора, которая все где-то скиталась, а потом объявилась одна-одинешенька, была ничем не похожа на свою сестру. Даже внеш ностью они разнились. Ефросиния — черная, смуглая, Винадора — беленькая, седая старушка, нрава тихого, смиренного, с глазами-бу синками, маленьким носом и маленьким ртом, простоватая вся, с ямочками на розовеющих пухлых щеках. ' Когда Мотька увидел ее впервые, подумал: «Будто крупы полон рот набрала — щеки-то эвон как оттопырились! И гляделками лупает, точно зверушка». Винадора долро жила где-то на Дальнем Востоке, привезла от туда с собой (после смерти второго мужа) запасец деньжат, купила домишко в Кудрине с надворными постройками и огородом. В Кудрине ей поглянулось, на Васюгане — чего-то нет. И племянника с племян ницей поманила сюда, говоря: — Чем богата, тем и вам буду рада! Жизнь ваша хуже моей сло жилась... Про жизнь слов нет — верно, что плоховато вышло. Но она-то каким богатством тут перед ними решила похвастаться? Из живности — кур завела, кота да собаку на привязи. Набожная, угодливая — верно: поперек слова не скажет, не возьмет чужого, пусть оно лежит плохо. И удивляла до крайности Мотьку, когдй поучала: — Лай бог подать, не дай бог украсть. Взял лыЦку — верни реме шок. А Мотька считал, что украсть у кого-нибудь — самое первое дело. Обворовал, считай, научил: в другой раз обворованный умнее будет — запрячет подальше, чтобы людей в соблазн не вводить. И еще с одной стороны была удивительной тетка Винадора: не брезговала. Могла вы пить квас, даже если туда попал таракан. Отцедит и скажет; — Таракан не муха, не возмутит брюха. И выпьет квасок... Мотьке раз захотелось узнать, какая житуха была у его тетки там, на Дальнем Востоке, й начал про это расспрашивать. Винадора и не .пыталась что-нибудь утаить. Первый муж у нее старателем был. Досталась она ему девкой шестнадцати лет: сманил и увез на Амур. Не по любви девица поехала с ним — завлек подарками, — Уже тогда доходил моему мужику пятый десяток. Бородищу носил он густую и черную... Прожила я с ним восемь годков, и каж дый год по отдельности помню. Чистая голь были мы с ним! И 'звали нас добрые люди «ремошниками»; А ему еще прозвище было: «Дед Бардак». — Это за что же его, бедного, так окрестили? — блеснул глазами Мотька Ожогин. — А потому что хоживал до меня по веселым местам! — кротко улыбнулась Винадора.— Рассказывал он, что в тех самых домах япо нок держали и с крепкого русского мужика плата за японок была двойная, а то и тройная, потому что только говорят;, будто мышь копны не боится... Мотька ржал, как застоявшийся в стойле жеребчик.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2