Сибирские огни, 1984, № 6

ВУ игривйй котенок А ёи1ё было - зашел Лу-ка Лукич '■мерйые к с^м у в дом, увидел портрет Льва Толстого и перекрестился/ Объяснили, что это не бог, но великий писатель, к тому же отлученный от церкви. Лука Лукич в сердцах плюнул и ушел оскорбленный, забыв, зачем и приходил... Хрисанф Мефодьевич бросил как-то Мотьке: — Ты все про отца говоришь. А про матушку чо умалчиваешь? Знатно, однако, трепала она тебя — на путь наставляла! Только не вышло толку; до таких годов дожил, а бестолочью остался. Ты уж за откровенность прости меня. Мотька раздувал ноздри, но осердиться открыто не смел, потому что боялся Савушкина, и спешил соглашаться: — Да хрен с ним! Ротозей, бестолковый — ь^ускай! А все ж не совсем твоя правда, Хрисанф Мефодьевич! У меня от жены-покойницы детки растут. И детки — славные. — Потому что их тетка твоя, Винадора, холит и гладит. Без нее бы они при живом отце сиротами жили. , А матушки моей вы не касайтесь,— ощетинился наконец Моть- ка.— Она успокоить умела, печаль рукой отвести. И любила она сынка своего! , — А сестру ненавидела, что ли? Лорка у вас вон какая ядреная, не тебе чета,— говорил Савушкин. Лорка по-своему ветреная. И от матери за ветреность ей до­ ставалось. Ха-ха! Уж больно много Лорка товару перебрала. Мотька прихлебывал водку (имел он такую привычку: не пьет, а глоточками тянет, да не как-нибудь просто — с причмокиванием), ква­ сил губы- и тупо молчал. Тут надо было ему не мешать. Помолчит, отой­ дет нутром— и опять понесет его на слова, на воспоминания... Там, где Ожогины прежде жили, оставили они пустой дом. Имуще­ ство конфисковали у них, когда судили Луку Лукича за крупные махина­ ции со шкурками, соболей, черно-бурых лисиц, горностаев, теперь таких редких. Родная тетка по матери, Винадора Ефимовна, после смерти своей старшей сестры без упреков согласилась принять племянника и племянницу. Поднялись они сюда по.весне на барже вместе со своим скудным скарбом. Первое, с чего начали они жйзнь в Кудрине, была поездка Мотьки и Лоры на рыбную ловлю на одно озеро. И чуть они там не погибли, не снаси их случайно Кирилл Тагаев. Тагаев знаком был Хрисанфу Мефодьевичу с малых лет. Год от году время 'обгладывало Кирилла — усыхал он телом, темнел лицом. Смолоду, помнит Савушкин, у Тагаева были густые черные волосы, и сам Кирилл их сравнивал с зимней шерстью сохатого, что растет у не­ го на загривке. А вот посеклись, поредели и отливают уже не вороно­ вым крылом, а мшистым, зеленоватым иветом. Но все еше зоркими оставались у Кирилла глаза, не изъело их ко­ стровым дымом, не выжгло коротким, но в лето жарким нарымским солнцем. На лету Кирилл' утку бьет, с макушки высокого дерева белку снимает. Хрисанф Мефодьевич сам убеждался в этом не раз. Однако зимой в далекий урман Тагаев ходить перестал и крупно­ го зверя стреляет, когда, тот сам на него набежит. Ослабел старик, а слабых тайга не выносит — воем метелей, морозами гонит обратно к жилью. Остались Кириллу на весь запас его жизни обласок — долбле­ ная лодочка, озера и речки — большие и малые. Жизнь так и учит: что по сГилам, то и бери... Извилистый Чузик временами бывает многоводным, довольно широким. Тогда по нему свободно проходят до самого Кудрина ма­ ломерные баржи и катера. Кирилл обычно снабжал речников рыбой самых свеж’их уловов, взамен же брал только то, в чем остро нуждал