Сибирские огни, 1984, № 6

Сестра Мотькина совсем не чета была брату: сочная, пышная, красо­ той не обиженная. Звали ее Лорой, Ларисой, а за глаза Василисой, наме­ кая, наверно, на Василису Прекрасную. Но добродетелей Василисы Прекрасной у Лоры не было. Так зашустрила она тут, так помела по­ долом, что пыль поднялась столбом. Парни и мужики помоложе ки­ нулись за ней, как за лисой собаки. Но не долго их соблазняла Лора. Круть-верть и уже нету ее, она уже в городе, за военного вышла замуж... О прошлом Мотьки и Лоры, о прежней жизни их, о родителях мало знали тогда. Зато теперь каждый в Кудрине может о них любые под­ робности выложить. На то оно и село. На то и деревня. До Кудрина жили Ожогины где-то на Васюгане, на каком-то вер­ шинном притоке этой известной реки. Старый Ожогин, Лука Лукич, то лесником ^был, то в зверопромхозе заготовителем, маленько старался для общей пользы, а много — для своей личной выгоды. Словом, не за­ бывал себя до тех пор, пока не попался на пушнине и не схлопотал семь лет строгого режима. Так рассказывали. Был он, родной батюшка Мотьки и Лоры, маленький ростом — ниже плеча супруги своей, Ефро­ синии Ефимовны, суровой и властной женщины, полной владычицы дома Ожогиных. Хоть и мал был Лука Лукич, но подвижен, временами горяч, с жидкими волосами темно-русого цвета, с бледными, как про­ стокваша, глазами. Но эти глаза, рассказывают, могли иногда жестоко блестеть. Любил он командовать, когда не было близко старухи, и меч­ той его было занять когда-нибудь место большого начальника. Ефроси­ ния Ефимовна за это над ним открыто смеялась. Он, рассказывал Моть­ ка в пьяном застолье, сердился, но под взглядом жены мгновенно стихал... Под пьяную лавочку Мотька мог долго, подробно повествовать о своем отце. Любопытные выудили таким образом картинки из прошлой жизни Ожогиных. Узнали, что Лука Лукич любил ходить быстро, фор­ сил, но одежда на нем была вечно мятой, жеваной, в волосы набивалась солома и стружки. Ефросиния Ефимовна звала его «форс талоны лапти». По праздникам Лука Лукич старательно пил, домой возвращался позд­ но, говорил, что «с сударушкой был во дворце» — лежал в коровьих яслях. Приглядываясь уже много лет к Мотьке, слушая иногда его пьяную болтовню, Хрисанф Мефодьевич думал: «Родятся же на свет божий та­ кие бёспути! И зачем они? И к чему?» Получалось, что и отец у не­ го был тоже пришей-пристебай, ловчило, мошенник. Выходило, что не избыла себя старая поговорка: яблоко от яблони недалеко падает. Именно так Лука Лукич, правда, в отличие от сына, в хозяйстве своем управлял всю черновую работу, и Ефросиния Ефимовна не знала ему за это цены. Когда начинал он «домашность работать», то все у него гремело, звенело. Лука Лукич сновал, кричал: «Горю, горю! Пропасть некогда!» Накрутится так, аппетит зверский нагонит и ест, «метет» за столом все подряд. Рук не мыл, жену боялся, как малый ребенок, иногда ненавидел ее открыто за'то, что она над ним была «бог и царица». А богу Лука Лукич молился исправно, поклоны бил, молитвы читал, хоть и знал их, по словам Мотьки, с пятое на десятое. По пьянке Мотька укатывался над своим отцом, вспоминая один случай. Перед пасхой однажды отец стоял на коленях, поклоны перед ико­ ной отвешивал, а котенок подкрался и ну давай играть завязками от кальсон. Лука Лукич легонько поругивался, вставляя ругательства в промежутки молитвенных строк, потом стал лягаться, послышалась настоящая брань и путаница: «Господи... Пошел к черту!.. Милости­ вый Иисусе Христе... Гром тебя расшиби!..» Так и испортил ему молит-