Сибирские огни, 1984, № 6

Крымов согласно кивнул головой, белые космы его колыхнулись, Да, тогда они «сгрудились в кучу», организовали артель, построили скотный двор, конюшню, завели инвентарь для работы в поле и на лугу В просторной хомутовке с большими светлыми окнами сели мужикл шорничать, ладить отменные сбруи, уздечки, хомуты, седла, седелки. V конюхов бригадиром был он, Митрий Крымов. Порядок держался креп- кий все его слушались, почитали. Жена Митрия Павловича на ферму дояркой пошла. А те времена — не нынешние, и в животноводстве было стократ трудней. Просто надсадный был труд. Как вспомнишь— вот чертомелили-то! Сейчас вашим доярочкащ скотники все подвезут, уберут, а тогда доярка сама все вручную. И^про- р ^ ь зимой на речке пешней долбит, и корм задает, и чистит в стойлах; У моей бабы пальцы буграми взялись, по утрам она со слезами их теп- лой водой распаривала... Война пришла — еще лише стало. Доярки, кто помоложе, бывало, застонут, а жена моя молча им руки свои напоказ выставит, те и уймутся... Маруся у меня еще моложава была, лицо под­ румяненное, не изношенное, а сам организм весь расшатку дал... Умерла в начале апреля — месяца не дожила до победного дня. — А вот об этом я не знал. Стыжусь,— сказал Румянцев.— Значит, в то время, еще довоенное, ты конюшил в Рогачеве, лес валил, вывозил- его по дороге-ледянке, потом всей артелью коровник вы строили, а же­ на потом там дояркой работала? — Так, племянничек, так... Марусю мою раз даже премировали: сатину, что ли, отрезец на сарафан поднесли. Все скроить собиралась да сшить, но так и не сшила... Когда наряжаться-то было в ту пору? Пимы в резиновых оголовках, дерюжий платок да телогрейчишка рва­ ная — вот и вся сбруя, вся тут одежка... Заболеешь — молчишь: война, всенародное горе... Мне, помню, на лесоповале ногу бревном больно за­ шибло— еле мог наступать на нее, вся голень синюхой взялась. А чем лечили? Припарки да грелки, да превозмогание боли в себе. С неделю помаялся и опять на деляну. Силу большую имел, а ее надо было всю тратить, себя не жалеть. Опрос на силу, выносливость тогда был особый, ведь все тяжести поднимали руками, горбом под собственный кряк. Дух какой-то азартный в нас жил тогда. Нам бы в то время хоть малость из тех машин, что вы теперь не щадя гоняете и угробляете. Мы бы с ними да с нашим усердием больше доброго понатворили. — Это правильно. Однако и нынче у нас есть труженики пример­ ные. И таких — большинство. А дисциплину, порядок укрепим,— сказал Румянцев. — Всех в одну кучу и я грести не хочу,— подумав, ответил Кры­ мов.— Но лодырей, увертливых людей понаплодилось изрядно. Пьют лишнего много. — А ты сам прежде-то с водкой как ладил? — Племянник с усмеш­ кой глядел на дядю. — Трезво глядел! После бани и в праздник, на покосе с устатку и сегодня приму. Да ведь иные-то каждодневно до посинения носа сосут ее! Горькая, а другому-то слаще, чем титька младенцу! Машины спьяну ломают, сами уродуются. Мыслимо ли такое изголение терпеть? Скажу депутату про это. — Скажи, скажи, Митрий Павлович! Викентий Кузьмич сам из простого народа и к народу прислушивается. Завтра во фрак наряжай­ ся, а я за тобой машину пришлю. ' — Фраков мы не носили, племянник. И машину — не надо. Я и пешком дойду. — Непременно машину. Как ветерана труда и родственника мне стыдно тебя не уважить. Но вот что... Если затеется у тебя разговор с депутатом о прежней колхозной жизни, скажи товарищу Латунину, что рогачевский коровник ты в тридцатые годы строил и что его пережил! А мы, дескать, новый заводим, крепкий, красивый, большой. А материа­ лов, скажи, не хватает, и мы, мол, на помощь вашу шибко надеемся. — Чуркин у вас — молодец управляющий. Ты бы его от меня, вете-