Сибирские огни, 1984, № 6

Накбйёц пробиваются сквозь ночную темь дрожащие, желтоватые огни города. Парокбдик натужно гудит и начинает медленно, широко разворачиваться... Быстрыми легкими шагами Августа поднялась мимо сладковато пахнущих р аз­ мокшей корой сосновых бревен на взвоз, прошагала Обской проспект, еще издали в НОЧНОЙ темноте угадала угловой дом на Омской — все ли благополучно за темными окнами? Дома ли Вера? Вот и родной дом позади, мимо Федоровской бани вышла на Красный проспект, по Ядринцевской подошла к старому кладбищу, пересекла его, остановилась на Логовской у невысокого рубленого пятистенника. Четыре темных окошка глядят в палисадник, заросший кустами. Осторожно стучится в стекло. — Кто там? — негромкий голос за калиткой. — Иван Дмитриевич, это я. Августа. Полутемная кухонька дохнула на нее укропом, протопленной печкой. Из угла подозрительно глядели на Августу потемневшие, лики богов. Язычок лампадки то раз­ горается, то затухает, и кажется, что боги шевелятся. Старушка в светлом платочке подошла^ вглядываясь в гостью: — Гутенька, замерзла, голубушка? — Я с парохода из деревни, можно, переночую у вас? — Ну, почему нельзя? Нюрашка у подружки ночует. Остальные...— Анастасия Федоровна только рукой махнула.— Отец, помоги девушке раздеться.— И принялась вытирать кухонный стол, доставать посуду. Августу покормили, постелили ей на теплой печке: «С воды-то надо прогреться» — И только тогда Анастасия Федоровна сказала: — У нас, Гутенька, беда — Васю арестовали... Она знала, знала, что здесь беда... Потому и не могла сидеть в деревне. Василий Шамшин был в Москве, на съезде комиссаров труда. Как он оказался здесь? Наверное, узцал о мятеже чехов и бросился на помощь? — В вагоне и взяли, видно, не хотел выходить здесь,— рассказывает Анастасия Федоровна.— Говорят, с ним поздоровалась какая-то бывшая гимназистка. Может, на­ рочно и поздоровалась-то, чтобы указать на Васю.— Анастасия Федоровна сухонькой рукой поправляет угол клеенки и с надеждой смотрит на Августу.— Гутенька, выпу­ стят моих сыновей? А? — И словно отвечает себе: — Один бог знает. Ведь Вася-то каж ­ дый раз возвращался. Из Томской тюрьмы приехал. Следом за ним — товарищ. Хороший товарищ — Сережа Костриков '. «Он,— говорит,— мне учителем в тюрьме был». А ког­ да сослали в Киренский уезд, убежал оттуда, а его снова поймали, да еще дальше на север, в Якутию. Вот тогда я думала, что не дождусь. Сломали, думаю, моего сына. А ре­ волюция его спасла. И вот, видишь, опять. Ведь он за доброе дело, а его всяко пытают Что же это значит, Гутя, зло-то сильнее? — Нет, зло не сильнее. Как ни пытают, ни ссылают, а дело из рук в руки пере­ ходит... Августа поднимается на теплый припечек и забирается в темноту, полную запа­ хов подсыхающего лука, укропа, овчины. Сегодня на пароходе Августа думала: есть люди, которые всегда там, где всего труднее. Счастливые люди! Сейчас ей кажется, что это она думала про Василия Шамшина. Августа натягивает на голову овчинный полушубок. Снизу, через старенькое сте­ ганое одеяло греют теплые кирпичи, а ее все еще трясет озноб. Как, чем она сможет помочь людям? Сумеет ли? ...Иван Дмитриевич хлебает густые щи, а зоркие, совсем не стариковские глаза смотрят на Августу,' будто испытывая ее: — Мельничные где-то прячут пулемет. Мы должны узнать. Я вызвал завтра в профсоюзы с паровой мельницы одного. Но мне самому говорить несподручно. Сумеешь ты? Только осторожно нащупай: знает или нет. А где прячут, пока не спрашивай. Если сам не скажет. Да...— Иван Дмитриевич разглаживает крепким, привычным к рубанку и топору, а теперь и к перу, пальцем клинышек седой бородки.— Нельзя тебе свое имя говорить. Надо какое-то другое. Нету в Новониколаевске никакой Августы Бердни­ ковой. Поняла? Придумай любое, я заместо попа тут же и окрещу тебя! — Не богохульствуй,— сердится Анастасия Федоровна. ■С. М. К и р о в.