Сибирские огни, 1984, № 6

Каждый день приносил известия о расправах. Похороны рабочего, застреленного в июне офицером прямо на Красном проспекте, вылились в многолюдную демон­ страцию. Просыпались утром хозяева рабочих домишек, а около калиток белели на земле листочки с отпечатанным в типографии призывом к вооруженной борьбе за власть Советов. — Мы их ночью по дворам разносили. И в центре, и за Каменкой, и в Нахаловке! — сообщила Вера. Третьего августа объявил забастовку профсоюз строителей, председателем которого был старый плотник, строивший мост через Обь, Иван Дмитриевич Шамшин. Шестого августа забастовали грузчики. Седьмого не вышли на работу печатники, мельничные, рабочие кирпичных заводов, бойни, завода «Труд», сухарного. — Представляешь, что было? Ж ара, на бойне мясо тухнет, скот не кормлен, мельницы не работают. Весь город против меньшевистского временного правитель­ ства. Когда власти арестовали стачечный комитет, город метнулся к дому профсоюзов. В самом центре, под носом «временного правительства», вспыхнул многотысячный митинг. Профсоюзы требовали восьмичасового рабочего дня, освобождения всех арестованных, свободы слова, печати, собраний. Эсеры н меньшевики уверяли, что с арестованными обращаются хорошо, гуман­ но, что казней без суда не бывает. Уговаривали прекратить забастовку. Никакие уговоры не действовали. Рабочие настаивали на немедленном освобож­ дении арестованных. Один из эсеров не выдержал и крикнул; — Большевиков уничтожили и большевизм из вас выбьем! Вся площадь загудела: «Всех не уничтожите!». Власти притащили к профсоюзам пулеметы, под их защитой пожаловал сам Гайда. Вначале тоже уговаривал, поднявшись в лакированной пролетке, а потом при­ грозил всех из пулеметов расстрелять. Вера усмехнулась: «И удалился!» Забастовка продолжалась еще больше недели. — Теперь понимаешь, почему они стали выпускать заключенных? Ивана Д.мит- риевича Шамшина месяц продержали в тюрьме. Недавно выпустили. В Бюро профсою­ зов работает. Августа только молча кивала. Среди ночи проснулась и больше не уснула до утра. Родной дом, чистая постель, а ей хотелось скорей встать и куда-то идти, кого- то спасать. Через два дня ее снова вызвали в следственную комиссию и взяли подписку о невыезде. — Может, я им нужна как свидетель? — Августа старалась успокоить перепуган­ ную мать. Еще через день, когда она была на свидании с товарищами в тюрьме, к ней прибежала Вера: — Домой не ходи. За тобой явились с ордером на арест. На пристани переночу­ ешь, а завтра с первым пароходом в деревню. Мама ночью придет на пристань... И недели нё прожила Августа в деревне. . . . . • Зачем свобода, если, ты все равно не можешь принести никакой пользы? Что сто­ ит безопасность, если оторван от борьбы с врагом. И как там товарищи? Даже подумать страшно, что могло случиться за эти дни. Осенняя ночь на Оби непроглядная. Черная речная вода, кажется, затопила все вокруг: ни огонька на берегах. Только слабо маячат на черной воде керосиновые фо­ нари бакенов. Одноэтажный приземистый пароходик, устало шлепая деревянными плицами, с трудом преодолевает течение. Августа стоит на корме, в трюме душно. Д а и город должен быть уже близко. Она вздрагивает от нетерпения и холода. На ней длинная юбка и чуть подстежен- ная плисовая телогрейка с рукавами-фонарями — мамина знакомая в деревне снаб­ дила своими нарядами, в городе таких теперь не носят. Шерстяной полушалок при­ крывает лицо, в руках — узелок. Не сразу-то узнаешь Августу Бердникову.