Сибирские огни, 1984, № 6

совсем была; но'Наташ а Ростова была мне как подружка, а в князя Болконского я была'в/л(дб'лОна.;. И у тебя Толстой? — обрадовалась Кадыкова.— Умел он пробуждать русскую совесть...; — А потом отлучение Толстого от церкви,— вспоминала Августа.— Это же было^ несправедливо. Тогда я все допытывалась. У нас соседи были Камаевы. Дмитрий Дмитриевич учитель математики в гимназии. Большая семья: своих шестеро детей, да еще двое воспитанников. Сергей Тучнин — воспитанник — вроде даже толстовцем собирался стать. Этого я не понимала, но разговоры все время о несправедливости, жестокости, насилии царской власти. А потом телеграммы об уходе Толстого, о смерти... Почему-то это было так обидно, что я, помню, забралась на сеновал и до самой ночи плакала, пока меня отец с матерью не спустили с этого сеновала... А потом еще начало германской войны. Мимо нас гнали новобранцев на вокзал, а следом бежали женщины с узелками, молодые и старые. Наверное, матери и невесты... Зачем эта война? Кто виноват, что она началась? Я уже взрослая, в пятом классе гимназии. У нас учитель­ ница была — Полянская Клавдия Сергеевна. Эти вопросы мы ей задавали... О чем думала Клава Полянская, когда ее за участие в студенческих волнениях выслали из Петербурга в Сибирь? О бегстве из ссылки? А может быть, о загубленной жизни? Друзья снабдили ее письмом к начальнице частной гимназии в Новониколаевске. И она стала обучать девип словесности. Она читала юным сибирячкам Толстого, Терпена, Чернышевского. Они жадно все впитывали. И учительница почувствовала свою не­ обходимость здесь, за тысячи километров от Петербурга. — Мы с Клавдией Сергеевной посылки отправляли на фронт,— рассказывала тихонько Августа, чтобы не потревожить задремавшую Пуляшкину: та весь день про­ стояла у стены, прислушиваясь. — Фронтовики в ответных письмах просили «Солдат­ скую правду». Достать ее у нас было трудно. Федя Серебренников помогал...— и з а ­ молчала, будто споткнувшись.— Вы знаете про Федю? — Кадыкова, не поворачиваясь, пожала ее руку.— Он тогда для нас был таким же авторитетом, как Клавдия Сергеевна. За «неблагонадежность» его исключили из реального.— Августа передохнула.— Преж­ де, чем засунуть газету в посылку с теплыми носками, кедровыми орехами и махоркой, сама прочитывала от строчки до строчки. «Солдатская правда» была моим первым учителем политграмоты.— Августа помолчала.— Вы спите, Ефросинья Алексеевна? — Нет, нет, рассказывай,— та грузно повернулась на бок.г- Видишь, какие се­ мена в тебе проросли. Рассказывай, что с тобой было дальше. — А в феврале семнадцатого года меня взяла в Москву жена знакомого врача. Я собиралась поступить на курсы Шанявского. Но увидела бурлящую флагами рево­ люционную Москву, забыла про курсы. Бегала по митингам. Кого я только ни слуша­ ла: и эсеров, и кадетов, и меньшевиков, не верила я им. Помню, было твердое чувство, что правда за рабочими. Даже хотела устроиться на какой-нибудь завод. Ходила в Замоскворечьи около ворот завода Михельсона, а войти решимости не хватило. Тут Вера, сестра, написала, что они уже выполняют задания Совета... Втиснули меня в окно солдатского вагона, приехала домой. В это время Совет посылал своих инструк­ торов в деревню. Попросила, чтобы и меня отправили. Очень хотелось быть полезной. Устроила там школу — женщины-солдатки мне помогали. Все классы в одной комна­ те: длинный стол и одна скамейка. А за стеной — ясли. И учила и нянчилась. Смешно вспомнить. Успевала еще ездить в город на митинги. Выполняла поручения Совета. Рекомендацию в партию мне дал Федя Серебренников. Ефросинья Алексеевна лежала с закрытыми глазами. Заснула? Но Кадыкова, не открывая глаз, задумчиво повторила: — Рекомендацию... Он не только рекомендацию, он вручил тебе эстафету борьбы. Ты помни это. Всегда... » А наутро, когда Августа проснулась, Ефросинья Алексеевна с напряженным ли­ цом, крепко закушенными губами шагала из угла в угол камеры. — Вам плохо? — Августа соскочила с топчана. Кадыкова только рукой махнула. Остановилась у двери и вдруг как-то отчаянно застучала кулаками. Дверь открылась. Молоденький юнкер — на гауптвахте и охрана была'из офицеров, увидев Кадыкову, испуганно захлопнул дверь.