Сибирские огни, 1984, № 5

— Ну и ч'Ю? — А то, что мы сейчас только на заграницы ей по тысяче рублей отваливаем... — И тем не менее от этого у нас никто с голоду не умирает. Или ты бы хотел все, заработанное тобой, унести в могилу? Возразить на это было нечего, к тому же и сам Сергей Алексеевич вряд ли бы простил себе, если заметил бы, что его дочь в чем-то ущемлена. — Ирища,— стараясь не выдать своего раздражения, сказал он,— я вчера получил телеграмму о том, что умер дядя Витя... Ты пом­ нишь его? Иринка перестала жевать и пораженно, как показалось Сергею Алексеевичу, посмотрела на него. — Умер где-то на краю земли,— почувствовав вдруг вновь под­ ступающие слезы, добавил Сергей Алексеевич.— Один, без родных и близких... И вот я должен поехать к нему, понимаешь? Иринка передернула плечами. — Ну что ж, поезжай,— сказала она.— Твое дело. Раз надо...— Она помолчала и неожиданно процитировала: — Он славно пожил. Он видел небо. Ты же не увидишь его так близко... Сергея Алексеевича унзвило не столько то, что сказала дочка, а как она сказала: безучастно, как о ком-то постороннем, взяв с тарел­ ки еще один ломтик мяса. — Что ты за чудовище! — вырвалось у Сергея Алесеевича. Он отшвырнул вилку и встал из-за стола: — Уберешь здесь... Дочка, по-видимому, струсила от его тона — и коротко кивнула. — Ты подбросишь меня до института?,.— просительно сказала она ему вслед. — Нет,— отрезал он.— Я сразу же еду в карьер. — Но ты же меня поднял в такую рань... Это только еще сильнее обозлило Сергея Алексеевича. Он вышел из дома, несдержанно бухнув дверью... Он поехал в карьер объездом, через Помпею, чтобы лучше, сверху, с горы, рассмотреть дамбу и реку. Василий Васильевич за много лет работы научился понимать его состояние и потому сейчас, после корот­ кого приветствия, сосредоточенно молчал, вглядываясь в дорогу. Они пересекли технологическую бетонную ветку, по которой встречными по­ токами двигались груженые и порожние Белазы, и, пронырнув под сетчатым навесом канатки, тянувшей вагонетки с дробленым известня­ ком, через мост выехали на деревенскую улицу. Деревня, в общем-то издревле называлась Боровлянкой, но от того, что о м попадала в пик розы ветров, по которому оседал заводской шлейф, за ней прочно закрепилось прозвище Помпея. Когда-то один мужик, демонстративно, при 'комиссии, намел с крыльца полведра цемента, якобы накопившегося всего за ночь. — Да это же Помпея! — сказал кто-то из членов комиссии. С тех пор Боровлянка под своим именем значилась только в офи­ циальных документах. ^ Жителей в Помпее оставалось немного: большинство было пепесе- лено на центральную усадьбу колхоза. Но оставшиеся, цепко ухватив- Е к с е м и ч Г гнилушки, время от времени осаждали Сергея — Живем хуже городских,— плакались они.— Даром что коугом лес, река... А даже окна открыть нельзя... Сергей Алексеевич, неизменно показывая им постановление райис­ полкома о сносе деревни, старался быть непреклонным — Сочувствую вам — и только,— говорил он.— Завод же остано- вить не могу: я призван давать стране цемент. Но жалобщики, повздыхав, как правило, в порядке компенсации •что ли, за тяжелые условия жизни, просили его помочь им: кому цемен- 90