Сибирские огни, 1984, № 5

отъезжающего Серегу,— Учись... А мы тут — дома, на корню... пере­ бьемся... Достигай вершин. Старайся... Отец на проводах сидел, как всегда,, у торца стола, култышкой к стенке — чтобы меньше бросалось в глаза его уродство — в своем за ­ стиранном, с отвислыми лацканами, праздничном, еще довоенном «же­ ниховском» костюме стального цвета, который сейчас на нем болтался, как на скелете, и, пьянея, снова, точно на митинге, говорил о том, о чем говорил не раз и что Серега уже болезненно и остро, не по-маль­ чишечьи, видел и чувствовал сам. — Вот все пишут о двадцати миллионах погибших... И правильно пишут!.. Но еще ведь есть и те... которые остались: покалеченные, вдовы, ребятишки... Их больше. А за ними еще и цепочка, на года... Вон Дуськин Толька... с тебя, а надорвался у нас на бревнах. От­ личник был... Дуська плачет: прости, сынок... На нас кричит... А за что, спрашивается, прости? За что кричать?.. Серега на всю жизнь запомнил кровавые мозоли нй отцовской култышке — после покоса, и частые, мучительные, хрипы, стоны от­ ца во сне — хотя днями отец всегда хорохорился, бодрился. — Так что, сынок, поезжай,— говорил отец, стискивая на руках- палках костлявые кулаки и упираясь ими в скрипучий, голый, само­ дельный стол.— Может, мы что и не так пока... Но мы тянулись, как могли... и будем тянуться, пока живы... Мать продавать корову не хотела — отец это сделал тайком, ве­ чером, когда мать была в магазине: накинул корове на рога веревку и, култыхая в густо разросшемся бурьяне, через овраг, отвел ее к Не­ федовым, к новоселам. Мать плакала, но перечить отцу не решалась. Она мечтала, что­ бы Серега остался дома и, поскольку был «ученее всех», устроился бы работать бухгалтером рыбозавода. Это была мечта умотанной жизнью женщины, которой бухгалтерская служба казалась верхом блаженства. — Сиди, косточки на счетах перекладывай... При галстуке... Не в мазуте... Для нее, кажется, не было ничего страшнее, как стирать отцовы штаны и рубахи — тот работал мотористом на лесопилке, стирать в каком-то жидком мыле, разъедавшем до крови руки, на огромной грохочущей под ее кулаками ребристой доске, в несколько приемов... Отцу бухгалтерская работа тоже нравилась, но с нее было не до ­ браться «до вершин». - — Нет, нет,— противился он.— Поезжай в институт. У нас в стране простор всем. Даром, что ты сьй простого рабочего. Вот так- то... И, главное, честно учись, честно делай, что требуют. Честного всегда заметят и продвинут. У нас в стране так... Этот нравственный багаж Сереги создавался отцом почти с его рождения — и он остался с Серегой потом на всю жизнь... Ни отец, ни мать провожать его на поезд, в город, не поехали, и дни перед отъездом он жил у Виктора. Клавдия Яковлевна, мать Виктора, в их ссору не вмешивалась, отмалчивалась. И именно потому, что она не вступалась, как обычно, за него, Серега смутно чувствовал, что она не на его стороне... К Светке они ходили еще до ссоры. Дверь им открыл Юрка, младший брат Светки. Он привычно запрыгал, закричал, убегая в большую комнату: • ' — Женихи пришли!.. Женихи!.. Раньше Светка становилась пунцовой от этих его «женихов», звала; «Мама! Ну что это за ужас!» И мама, маленькая, полная, про