Сибирские огни, 1984, № 5
точно главными тружениками были они. Они, дурачась, втаптывали в песчаное дно грузила сетки — и он уверял их, что без этого ни один карась и ни одна косатка не попались бы им. А уж когда они стали носиться вдоль берега — прыгать, высоко задирая ноги, плюхаться животами в тепловатую разомлевшую под солнцем воду, плескать с я— похвалам его не было конца. — Молодцы!.. Молодцы!.. — приговаривал он.— Это. ведь самое важное: рыба днем прижимается к кочке, лезет в ямку—-а вы ее под нимаете... Молодцы! После ухи Иван Николаевич, как и все заядлые механизатс!ры пользуясь свободной минутой, упоенно развинчивал и разбирал под весной мотор, в котором «что-то барахлило», а Виктор, примостив шийся рядом с ним, на брезенте, с видимой увлеченностью, на ра дость Ивану Николаевичу, принимал от него то гайку — чтобы акку ратно положить ее, то свечу — чтобы протереть. В то лето было очень много саранок — желтых, красных, и Се- рега со Светкой охапками рвали их, наперегонки бросаясь от одного цветка к другому,— сталкиваясь, смеясь, падая. И чем дальше они уходили от берега — за тальники, в луга, тем вроде бы лучше, круп нее и ярче, попадались им саранки .. Потом они, запыхавшиеся, уставшие, лежали где-то в траве, у подножия невысокого сухого гребня, а трава вокруг источала такой густой, удушливый аромат, что кружилась голова и совсем не хватало воздуха. Светка первая поцеловала его, и она же сама, первая, стала ласкать себя его подрагивающей от прикосновений рукой. А он, почти терявший от блаженства сознание, все твердил себе, что нельзя — опасно, страшно — переходить ту черту, которая неудер жимо влекла их обоих. И ужаснее всего оказалось потом то, что этой черты боялся только он,— потому что, когда отец Светки стал звать их, он, один. Мгновенно протрезвевший, поспешил подняться и от кликнуться. А Светка, ухватив его за руку, успела лишь прошептать: «Не надо! Лежи!.. Не надо!..» Но было поздно. И это осталось потом с Сергеем Алексеевичем — до сегодняшне го дня — самой страшной и невосполнимой утратой... Уже дорогой к берегу они заметили, как изменилось все вокруг; горизонт потемнел, как-то набряк, набух, и над головой, крест-на крест, пролегли широкие пепельные полосы. Тучи грузным полотом натягивались на эти полосы, как на каркас,— и каркас проседал под ними, корежился, опускался. Иван Николаевич спешил: сдирал с навеса, обрывая завязки, бре зент, наскоро, мокрую, заталкивал в мешок сеть, устанавливал мо тор— но все равно, пока они погрузились, небо задернулось совсем откуда-то, разом и стремительно, появился ветер — смял, скрутил за- шумейшую прибрежную траву, зарябил в заливе воду. Когда моторка подошла к мысу, к Амуру, каркас вдруг точно не выдержал: небо разорвалось от горизонта до горизонта, фосфориче ски, ослепляя всех, вспыхнуло, а потом загрохотало так, будто тре щина разваливала и обрушивала весь загроможденный и лерегпч- женный небесный свод. Ветер за мысом был навстречу, шквальный. Моторка ныряла в волнах, зарывалась, их окатывало брызгами — и уже до того как хлынул дождь, все были мокрыми. Потом Иван Николаевич отчаялся, по-видимому, оторваться от берега напрямую и решил пойти зигзагами — а может быть, просто что-то случилось с рулем: но лодка вдруг круто развер нулась, мягко качнулась, взнеслась боком на гребень, снова крутну лась навстречу волне — и в тот же момент, уткнувшись, забуровив но
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2