Сибирские огни, 1984, № 5

и еще приближаться (не карабин, не винтовка в руках, а обыкновенная гладкостволка), но вдруг лось учует человеческий запах, сорвется с места, и уж тогда никакая собака его не удержит. Пылью развеется вся твоя ловкость и предосторожность. Особого беспокойства лось пока не проявлял. Он видел и слышал только собаку, чуял запах ее и старался прыжками, наскоками про­ гнать от себя. В просвет между пихтами охотнику была видна грудь быка. По прикидке Савушкина расстояние сейчас едва ли превышало восемьдесят метров. Прогалина чистая, ни сучок не мешает, ни ветка, и если стрелять, то теперь, немедля. Хрисань}) Мефодьевич взял на муш­ ку лопатку зверя и выстрелил... Лось споткнулся, могучая голова его стала заваливаться к перед­ ним ногам, к земле. Но вот зверь сделал прыжок и выпрямился, встал изваянием, однако сильная дрожь охватила все тело животного. Было ясно, что пуля задела его, задела крепко. Собака почуяла кровь и приш­ ла в еще большую ярость. Шарко готов был вскочить на спину зверя, вцепиться ему в загривок. Ветки пихточек сейчас загораживали цель, и Хрисанф Мефодьевич, держа ружье наготове, пробежал шагов пят­ надцать вперед. Прогремел второй выстрел, и лось упал. Туша его темным бугром лежала на белом снегу. Шарко, вгрызаясь в простреленный бок, хри­ пел и давился шерстью. Теперь сердце Савушкина колотилось, ноги ослабли, и он медленно брел по снегу к добыче. За многие годы охоты Хрисанф Мефодьевич так хорошо изучил анатомию лося, что при снятии шкуры, разделке обходился карманным складным ножом, с широким лезвием. Шарко метался, забегая то спереди лося, то сзади. Никто из них, ни собака и ни охотник, не думали, что в лесном великане жизнь до конца еще не угасла. Когда Савушкин вонзил лезвие, по телу лося пробежала судорога, а затем, в агонии, он так ударил задними ногами, что срубил копытом молодую елку и зашиб упоенного кровью Шарко... И произошло все это так неожиданно! Хрисанф Мефодьевич от­ прянул и упал на спину в снег. Шарко, не издавший даж е всхлипа, дернулся несколько раз, вытянулся и затих. Из зияющей раны в груди, рассеченной копытом зверя, шел на морозе пар, как будто последний дух отлетал от верного друга Хрисанфа Мефодьевича. Оторопелый охотник, при падении сронивший с головы шапку, почувствовал, как у него леденеют виски. Лось продолжал еще биться, отшвыривая далеко от себя окровав­ ленный снег, но скоро затих. Савушкин подошел к Шарко. Глаза у собаки были открыты: остек­ леневшие, мутные, они отражали лучистую голубизну неба. — Вот смерть какая постигла тебя,— хрипло сказал Хрисанф Ме­ фодьевич.—-Ах, как неловко ты забежал! Из-за неловкости твоей все и вышло... А мог и я оказаться. И я мог попасть под копыта... Блку-то... как топором скосил!.. К Савушкину пришло раздражение. — Нет, врешь! Дела я своего не оставлю! Жизнь не кончилась. Жизнь только умнее велит быть... Он прислонился спиной к дереву, покривился от молчаливого пла­ ча, зажмурил глаза. И слезы сами собой выдавились на ресницы. Окончание следует.